Царицын ключ

– Поговорите, – сказал Коля и продолжал чтение энциклопедии.

– Местный фольклор, – сказал Вениамин. – Обычный местный фольклор. Рождается на глазах. Мельницы, может, и нет… Вот пройдет несколько месяцев, и будут обо мне рассказывать, как я влюбился в портрет, а он ожил и стал человеком. У Гоголя…

– В тебе живет Пигмалион, – сказал Андрюша.

– Но портреты не оживают, Вень, – сказала Элла. – Выкинь это из головы.

– Я пойду, – сказал тогда Вениамин, – в артель. Погляжу на портрет.

Коля вздохнул и снова отложил энциклопедию.

– Ну дети, прямо дети, – сказал он. – Что, у вас фольклористы все такие психованные?

– Меня это смущает, – серьезно ответила Элла. – Хотя и твой, Коля, рассказ о мельнице меня не утешил.

– Я все-таки пойду, – сказал Вениамин. – У меня предчувствие…

Он направился к двери, но в этот момент дверь открылась и вошла Ангелина.

– Вы уже пообедали? – спросила она с порога. – А я спешила…

Тут раздался глухой стук.

Вениамин со всего размаха грохнулся на пол.

Он лишился чувств.

12

– Эх, – сказал Коля, окончательно закрывая энциклопедию.

– Я что-нибудь не то сказала? – испугалась Ангелина.

– Он переутомился… Андрюша, воды, – сказала Элла, наклоняясь над Веней.

– История загадочная, – сказал Андрюша. – Вы знакомы?

Ангелина отрицательно покачала головой, зачерпнула из ведра кружку воды, дала Элле. Элла поднесла к губам Вениамина, но тот не прореагировал на это. Элла вцепилась аспиранту в пульс, а Андрюша перехватил кружку и вылил ее на голову своему коллеге.

Вениамин захлебнулся, чихнул, закашлялся, вскочил, увидел Ангелину и попытался тут же снова грохнуться в обморок, но этого не допустил Андрюша:

– Стой! Сначала объяснись!

– Это она… – промолвил Вениамин. – Я так и знал.

– Кто она?

– Портрет, – сказал Веня. – Я не зря надеялся.

После этого падать в обморок было уже не нужно, да и неудобно. Веня смертельно смутился, оттолкнул заботливые руки Эллы, резко поднялся и, пошатываясь, отошел к окну.

– Все ясно, – сказал Андрюша смущенной Ангелине. – Наш ученый сегодня побывал у ваших кружевниц и увидел там женский портрет. Он влюбился в него с первого взгляда. И тут ты входишь…

– Это ваш портрет, – сказал Вениамин, не оборачиваясь. – Это вы.

– А если это был портрет императрицы Елизаветы Петровны? – спросил Андрюша. – Понимаешь, с кем ты теперь имеешь дело?

– Мне все равно, – глухо сказал Вениамин, глядя в окно. – Я потрясен. Я не знаю, что мне теперь делать.

– Сходить к колодцу, – сказал Андрюша. – Чай будем пить.

– Не надо, – сказал голос от двери. – Чай погодит.

В дверях стоял вошедший незамеченным шофер Василий, который держал в кулаке два билета в кино.

– Добрый вечер, – сказала Элла Степановна. – Как приятно, что вы нас навестили.

Василий даже не взглянул на нее.

– Ты в кино идешь или не идешь? – спросил он сурово Ангелину. И сам ответил: – Не идешь.

– Если ты ревнуешь, – сказал Коля, – то зря. Веня в портрет влюбился.

– Камуфляж, – сказал Василий. – Ты мне мозги не пудри.

– Клянусь вам! – резко обернулся от окна Вениамин. – Клянусь, что я не видел Ангелину раньше. И мое отношение к ней вторично!

– Почему вторично? – удивилась Ангелина.

– А вы садитесь, посидите с нами, – сказала Элла. – Хотите, кто-нибудь из нас в кино с вами пойдет?

– Чего? – Василий только сейчас вспомнил про билеты. Он разжал кулак. Билеты закружились и упали на пол, а Василий подошел к Вениамину и сказал с угрозой: – Иди к своему портрету, понял? На Ангелину ни взгляда, ни вздоха, понял?

– Я не могу дать вам такого обещания, – сказал Вениамин. – Простите меня, пожалуйста. Это выше меня.

– Мое дело предупредить, – сказал Василий. Он смотрел на аспиранта с презрением и не уходил, не сказав последнего слова, но тут за окном мелькнула черная тень и раздался крик:

– Меакульпа!

Лицо Василия исказилось.

– Проклятие! – закричал он страшным голосом и выбежал из дома. Взревел за окном грузовик.

– Кто же это? – спросила Элла.

– Я думаю, что птица, – сказал Андрюша. – Та самая, да?

– Гришка, – сказала Ангелина. – Это Гришка. Вася за ним вторую неделю гоняется.

– Не догонит, – сказал Коля. – Хочешь, посмотрим?

Андрюша вслед за Колей выбежал на улицу.

Солнце клонилось к закату. Тени от домов и деревьев стали длинными и лиловыми, и трава казалась еще светлее и зеленее.

Далеко над улицей медленно летела громадная черная птица, за нею гнался грузовик.

– Не догонит, – повторил Коля, – ты не беспокойся.

Андрюша хотел сказать, что и не беспокоится, но сзади раздался голос Эдуарда Олеговича:

– Удивительно! Взрослый человек, а такая страсть!

– Страсть? – удивился Андрюша. – К Ангелине?

– О нет! К таксидермии.

– Не понял, – сказал Андрюша. Он не знал такого слова.

– Вася мечтает сделать чучело из этого редкого экземпляра и послать в Академию наук.

– Это не чучело! – возмутился Коля. – Гришка триста лет жил и еще проживет.

Неподалеку возникли Сеня с Семеном.

– Я пошел, – сказал Эдуард Олегович. – В клубе дела. Если захочешь, Андрюша, приходи. Гитару бери, послушаем.

– Спасибо, – сказал Андрюша. – Я вот о мельнице думаю.