Царизм накануне свержения

Мысль, что царь притворялся перед женой, опровергается свидетельством генерала Данилова. «Случилось так, что известие об убийстве Распутина пришло в ставку в день, назначенный для совещания специально вызванных в Могилев главнокомандующих фронтами и их начальников штабов. Предметом совещания дол­жен был быть план военных действий на 1917 г. Несмотря на исключительную важность совещания, естественный председатель его — государь, добровольно принявший на себя тяжесть предво- дительствования действующей армией, оставил последнюю и, не­ожиданно прервав совещание, уехал в Царское Село. Этот неосто­рожный поступок, - возмущался генерал, — тяжелым камнем лег на души всех нас, вызванных на совещание» ^|74.

Лучше всего политическая ничтожность акции, совершенной тремя убийцами, была доказана ими самими. Дело в том, что убийство Распутина могло иметь известное политическое значение \1 при одном условии — если бы вся троица тут же публично мотивировала его. Тогда можно было бы рассчитывать, учитывая всеобщую ненависть к «старцу», на какое-то общественное со­чувствие и даже некоторую гальванизацию трупа монархической идеи (мол, плох или слаб только данный царь, но не сама идея мо­нархии, раз у нее еще есть такие храбрые и благородные при­верженцы из числа тех, кто окружает трон). Заговорщики же поступили наоборот — Пуришкевич сразу укатил на фронт со своим санитарным поездом, а великий князь и просто князь стали с клятвами и слезами уверять не только царскую чету, но и своих близких, что они абсолютно непричастны к убийству, причем делали это не из каких-либо тактических соображений, а из простого, неприкрытого и жалкого страха перед возможным наказанием, которое при их положении не могло быть сколько- нибудь тяжелым. Как свидетельствовал Андрей Владимирович, даже своему отцу Дмитрий Павлович поклялся «на образе и портрете матери... что в крови этого человека рук не марал» ^|75.

Зато в письме отцу от 23 апреля 1917 г. (т. е. два месяца спустя после Февральской революции) из Казвина Дмитрий Пав­лович писал: «Наконец, последним актом моего пребывания в Петрограде явилось вполне сознательное и продуманное участие в убийстве Распутина, как последняя попытка дать возможность государю открыто переменить курс, не беря на себя ответствен­ности за удаление этого человека (Алике ему это бы не дала сделать)». Но и он был вынужден признать, что попытка не удалась: «И даже это не помогло и все осталось по-прежнему, если не стало еще хуже» ^|76. В том же духе вел себя и Юсупов. Так же малодушно повели себя и их родичи — великие князья, бросившись дружным коллективом просить царя о снисхождении и прощении сиятельных молодых людей.

Естественно, что судебный следователь по особо важным делам при Петроградском окружном суде Середа, ведший следствие по делу об убийстве Распутина, заявил великому князю Андрею Вла­димировичу: «Он много видел преступлений умных и глупых, но

такого бестолкового поведения соучастников, как в данном деле, Ы

1 77

он не видел за всю свою практику» .

В свете сказанного довольно забавно выглядит следующее утверждение М. Н. Покровского, высказанное в вводной статье к «Переписке Николая с Александрой Федоровной»: «Убийство Распутина отнюдь не было „взрывом негодования", как хотели его инсценировать Пуришкевич и К°- Это был необходимый пред­варительный шаг к государственному перевороту, для непосред­ственного осуществления которого были предназначены ген. Кры­мов и его офицерская банда. Заговорщики прекрасно понимали, что убить Николая одного значило только понапрасну „грех на душу взять". Пока оставалась в живых фурия Царского Села с вдохновлявшим ее хитрым сибирским колдуном, самодержавие было еще более, чем боеспособно. Напротив, убрав „божьего человека", можно было сэкономить два других убийства — рас­терявшийся Николай, вероятно, обнаружил бы такую же мягкоте­лость, как 2 марта, а его яростная супруга без Распутина была слишком глупа, чтобы стоило ее опасаться» ^|78.

По точному смыслу приведенного отрывка целью убийц Распу­тина было ни много ни мало свержение самодержавия с помощью государственного переворота. Не говоря уже о том, что генерал Крымов понятия не имел о замысле Дмитрия и других, трудно понять, каким должен быть ход мысли, чтобы вопреки фактам, говорящим о прямо противоположном, прийти к такому выводу.

Факты же свидетельствуют о том, что как убийцы Распутина, так и его высокие покровители были достойны его и друг друга.

В чем же смысл и значение конфликта царской четы с царской семьей? Уже само существование этого конфликта говорило о распаде абсолютизма как системы социальных и политических связей, ибо механизм сцепления верховной власти и ее непосред­ственной среды был одним из самых прочных — царизм и ка­марилью объединяли общее происхождение, реакционность и па­разитизм, необходимость единым фронтом противостоять прогрес­сивным силам страны.