Царизм накануне свержения

козней своего шефа, арестовал Ржевского. Показания последнего были таковы, что Хвостов пошел ва-банк: добился назначения Белецкого иркутским генерал-губернатором. В ответ Белецкий в тайне от Хвостова организовал свидание с митрополитом Пити- римом, Штюрмером и Распутиным и рассказал им про замыслы Хвостова в отношении «старца», предупредив, что теперь, когда он, Белецкий, вынужден будет уехать, Хвостов «так или иначе покончит с Распутиным». Затем Белецкий встретился с Вырубовой и повторил свой рассказ. В свою очередь, Хвостов, еще не зная, что он предан, стал добиваться свидания с Вырубовой и Распу­тиным, чтобы изложить им свою версию дела Ржевского, но без­успешно. Тогда, чтобы запугать их, он прибегнул к обыскам у нексугорых близких к Распутину лиц, арестовав его секретаря Симановича (карточного шулера и ростовщика), угрожая аресто­вать и самого Распутина. Но это уже был шаг отчаяния. «А. Н. Хво­стов понял, что его игра проиграна». Министром внутренних дел стал Штюрмер. Но и Белецкий не уехал в Иркутск. Причиной стала беседа с редактором «Биржевых ведомостей» Гакебушем о деле Ржевского, которую Гакебуш опубликовал, нарушив слово держать рассказ в тайне. Возникший скандал окончился отставкой Белецкого с рекомендацией на некоторое время уехать из Петро­града.

«Дамы» — императрица и Вырубова, а также «Друг» были потрясены историей с Хвостовым. «Пока Хв [остов] у власти и имеет деньги и полицию в своих руках,— писала в панике царица Николаю II в марте 1916 г.,— я серьезно беспокоюсь за Григо­рия] и Аню». -

Потрясение усугублялось сознанием, что в глазах царя по­ставлена под удар непогрешимость «старца» в качестве мудреца и советчика, ибо именно он рекомендовал Хвостова на пост мини-

I 27

стра внутренних дел .

Казалось бы, что после всего случившегося Хвостов должен стать одной из самых ненавистных для двора фигур. Однако ни­чуть не бывало. Когда первый гнев прошел, царица и Распутин стали сожалеть о нем как о большой потере. Распутину «грустно, что такой способный человек, как X [востов], окончательно сбился с правого пути»,— писала Александра Федоровна в ставку 6 мар­та ^,28. Более того, как сообщил Шавельскому ктитор Федоров­ского собора полковник Ломан, близко наблюдавший царскую чету, царица однажды сказала своему супругу: «Если бы Хво­стов пришел к нам и выразил желание примириться, я рада была бы простить его» ¹²⁹. В свою очередь, Николай II фактически также сожалел, что лишился Хвостова. 5 марта (т. е. за день до письма царицы) он сообщал жене: «Хв [остов] написал длинное послание, говорит о своей преданности и т. д., не понимает при­чины (увольнения.— А. А.) и просит принять его. Я переслал это Шт[юрмеру] с надписью, что я никогда не сомневался в его преданности, но приму его позднее, если он своим хорошим пове­дением и тактом заслужит, чтоб его приняли. Проклятая вся эта история» ¹³⁰

Как же объяснить этот загадочный феномен? Ответ в следую­щем: не только царица и Распутин, но и царь, когда назначали Хвостова министром, знали, с кем они имеют дело. Более того, именно это обстоятельство и решило вопрос в пользу Хвостова. В своих показаниях А. А. Хвостов сообщил, что, когда царь спро­сил его мнение о племяннике как кандидате в министры внутренних дел, он дал самую отрицательную характеристику: «Я высказал свое совершенно отрицательное мнение. Сказал, что этот человек безусловно несведущ в этом деле... Что никакой пользы я от этого не ожидаю, а в иных отношениях ожидаю даже вред». И далее он пояснил: Хвостов интриган, будет добиваться поста председа­теля Совета министров, и вся его служебная деятельность «бу­дет посвящена не делу, а чуждым делу соображениям». Царь во время этой беседы был на высоте: «Государь очень благодарил меня за откровенные мнения» ¹³¹.