Царская дочь

Когда Максим был женат первым браком, он работал в торговле, – то в мебельном магазине, то в хозяйственном. Он очень хорошо всё умел делать, но, то ли алкоголь разложил его волю, то ли у него её от природы не было. Максим мог запросто напиться с любым человеком, которого видел в первый раз в жизни.

Прошлой осенью, не имея стажа и поручителя, Михайловой удалось пристроиться делопроизводителем в торгово-транспортную компанию «Континент» в Котове, на глухой окраине города, где ещё чудом сохранялись остатки былой промышленности. Жили там, в основном, татары.

Общественный транспорт в Котово не ходил, надо было доехать до станции Щёлочь, или остановки Металлургический комбинат, и оттуда – полтора километра пехом через частный сектор. А до дома выходило три с половиной километра. Чаще всего Михайлова ходила пешком, экономя деньги, большую часть которых Максим со скандалом отнимал и пропивал, обещая на следующий день неведомым образом озолотить.

«Континент», осуществлявший грузовые перевозки по России и Казахстану, располагался в грязно-белом двухэтажном бараке, правда, со стеклопакетами. Слава Создателю, что хотя бы Котово не коснулась ещё эта чёртова многоэтажная застройка!

Но в июле Михайлова работу потеряла, так как стала слишком стара.

Правда, благодаря «Континенту» у неё появился близкий друг – Раиса Михайловна, чеченка, продававшая «Эйвон» и женскую одежду вразнос. Она годилась Екатерине в матери. Она чем-то ей понравилась, и Раиса Михайловна дарила ей «не продавшуюся» одежду просто так.

На работу Михайлову никуда не брали. От отчаяния она стала каждую субботу ходить в собор на всенощное бдение. Из объявлений в притворе Михайлова узнала о новой воскресной школе своего старого знакомого отца Алексия и платных курсах церковной флористики. На бесплатные катехизаторские курсы она опоздала.

Собору требовался «уборщик помещений». Поломойка, конечно, не её специальность, но Михайлова оказалась в отчаянии. Да и Божий дом как-никак.

Стоял холодный и прозрачный октябрьский день. Трубку не взяли, но перезвонили. Михайлова как раз снимала на камеру своего старенького смартфона берёзовый листопад.

– Я не могла вам сразу ответить, я была на литургии, – весело сказала приветливая женщина.

Михайлова сказала, что по поводу работы.

– Сколько вам лет? – всё так же приветливо спросила женщина.

И Михайлова внутренне сжалась, так как цифра была огромной:

– …

– Надо же, какая молодая! – поразилась «соборянка». – Как странно… Мы обычно берём тех, кому семьдесят…

Михайлова с юности и не пыталась давить на жалость, а тут вдруг почувствовала, что с собеседницей можно общаться просто:

– А что ещё делать, если нечем платить за квартиру?

– А как вас звать-величать?

– Екатерина Алексеевна.

– Нет, вы ещё молодая, просто Катя. Я – Наталья Сергеевна. Катя, а вы принимаете участие в таинствах?

– Только в таинстве исповеди.

– Вы причащаетесь?

– Нет.

– А почему?

– Я недостойна! – с излишней патетикой воскликнула Михайлова.

Не могла же она сказать, что…

– Просто нам велено брать на работу лишь тех, кто участвует в таинстве причастия. Хорошо, приходите завтра в храм к десяти.

***

Утром она пошла в собор, как на каторгу. Храм был озарённый чудесным золотым светом, который льётся в наши окна только в октябре. В притворе стояла зелёная крышка от гроба, а на столике для записок – какие-то листовки. Михайлова взяла почитать.

Наталья Сергеевна работала в храмовой канцелярии. Словно строй солдат, её охраняли высокие пышные туи. А у входа – шикарные розы, красная и две розовые. Надо же, розы – осенние цветы как какие-нибудь астры, хризантемы или георгины. Розовая походила на спаниеля с виновато поникшими ушками.

Михайлова попыталась заранее оценить, что ей предстоит. В соборе пол плиточный, а на уборщицах – спецодежда – противные зелёные халаты. На двери объявление: «Хорошо вытирайте ноги, чтобы в нашем храме всегда было чисто!»

Канцелярия за десять лет преобразилась, – предбанник обложен плиткой. Вот подобострастная бабушка из «администрации» с двумя вёдрами, – только коромысла не хватает. И Михайловой стало тошно.

Наталье Сергеевне было лет пятьдесят, но она выглядела очень молодо, стрижена коротко и крашена в «блонд».

– Где вы раньше работали? – всё также приветливо спросила она.

Похвастаться Михайловой было нечем, но она показала свой стакан наполовину полным, а не пустым:

– Делопроизводителем, на выборах, в лаборатории…

– И вы, такой активный человек, хотите таскать вёдра?! – поразилась секретарь собора.

– А что делать?

– Оставьте ваши данные, может быть, мы вас возьмём. А если нет, то не обессудьте.

Михайловой понравилось, как Наталья Сергеевна выражалась, – как в русской классике. Она дала ей листок бумаги, где были написаны данные претенденток.

Собеседование постоянно прерывали звонки на мобильный и городской. Наталья Сергеевна извинялась и говорила в трубку: «Да, я знаю, что мы должны вам сорок тысяч рублей за свечи».

– А ещё я хочу подарить вам книжечку о таинстве причастия «Недостоин тот, кто считает себя достойным».

– Спасибо. До свидания.

– Спаси Господи!