Царская любовь

– Пять рублей?! – фыркнул князь Шуйский. – За такие деньги честный боярин должен два года в ополчение ходить и кровь проливать!

– Однако у нашего гостя есть то, чего не найти у всех прочих бояр, – возразил женский голос. – Юность и происхождение. Твои храбрые бояре токмо рубиться насмерть умеют. Мыслю, приезжая к родичам сабуровским с твоим поручением, они били кулаком о стол и требовали рассказать как на духу. И хорошо, коли дыбой не угрожали. То-то они не смогли найти ничего внятного. А сей отрок явно умеет задавать вопросы, раз уже смог получить хоть какие-то ответы. И Соломее он действительно родственник. Посему его интерес удивления ни у кого не вызовет. Подойди сюда, мальчик.

Дмитрий Годунов двинулся на голос. В слабом свете свечей он с большим трудом различил сидящую в самом углу, на скамье с подушками, пожилую женщину, одетую во все темное. Она подняла руку, провела ладонью по его щеке:

– Какая бархатная кожа… Ты совсем еще дитя. Но дитя храброе и сообразительное. Будет жалко, коли сей дар угаснет среди смердов. Пожалуй, мальчик, я дам тебе шанс вознестись над прочим людом.

– Благодарю! – задохнувшись от радости, преклонил пред старухой колено юный боярин.

– Рано благодаришь, мальчик, – улыбнулась женщина. – Ничто в сем мире не дается просто так. Дабы вознестись на невозможную высоту, ты должен свершить невозможное. Ты должен сыскать сына Соломонии Юрьевны. И не просто сыскать! Тебе надобно доказать, что это именно он. Его должен кто-то опознать, отрок, ибо твоих и его слов будет слишком мало. Кто-то должен знать особые приметы. Родинки, шрамы, цвет глаз. И тогда, обещаю тебе, ты получишь достойное место при царском дворе.

– Я исполню волю твою, высокочтимая княгиня Шуйская, – пообещал юноша.

– Надеюсь на сие, – пожилая княжна не стала его поправлять. – Сегодня можешь отдохнуть в людской, серебро получишь завтра. Может статься, до утра я припомню что-нибудь еще. Теперь ступай.

– Слушаюсь, княгиня! Благодарю за милость, княже, – поклонился юноша и вышел из горницы.

– Ты полагаешь, он и вправду сможет найти княжича, тетушка? – повернул голову Иван Плетень.

– Еще одна пара ног и глаз лишними не будут, Ванечка, – ответила князю темнота. – Всего-то пять рублей. Холоп, и тот дороже стоит. А тут боярский сын. Да еще и родственник…

3 марта 1548 года Московский Кремль, царские покои

Стукнула дверь, и стоящий возле забранного слюдой окна рослый широкоплечий государь, все еще одетый в войлочный поддоспешник с золотой вышивкой и пухлые рысьи штаны, сшитые мехом внутрь, недовольно рявкнул:

– Кого там несет?! Сказывал же, один хочу побыть!

– Даже меня не пускать? – еле слышно донеслось от входа, и юный царь резко повернулся. По лицу его пробежала легкая дрожь, хорошо выдавая борьбу гнева с любовью… Победила последняя. Лик повелителя разгладился, осветился радостью. Иван оттолкнулся от стены, быстро прошел навстречу супруге, замершей в высоком кокошнике и синем бархатном сарафане, крепко ее обнял, стал целовать глаза, щеки, губы:

– Настенька моя родная! Ладушка ненаглядная, диво мое дивное, павушка чудная, любимая моя, желанная… Как же я по тебе соскучился!

– Соскучился, молвишь, ан ко мне на половину не приходишь, – мягко пожурила супруга царица. – Уж два часа скоро как минуло, а тебя все нет и нет!

– Я… Желал… – Юноша запнулся, явно не зная, что сказать.

Анастасия провела ладонью по его щеке, слабо улыбнулась:

– Нешто думы столь тяжкие пытают, Ванечка, что уж и я тебе не в радость?

– Ничего не выходит, любая, – вздохнув, покачал головой восемнадцатилетний властелин. – Верно, боги прокляли меня, ломая все планы и начинания. Слуги старые отвернулись и разбежались, воли моей никто не признает. Средь зимы лютой для меня оттепель начинается, а с весной – морозы. Бояре собственные, ратники исполченные, слушать не желают, свои помысли полагая важнее моих указов. На благо всей державы русской провозгласил я поход на Казань разбойничью! Что же вышло у меня? Пушки в Волге потонули, ополчение по дорогам невесть где заплутало, лишь каждый десятый до места сбора к сроку назначенному добрался. Иные без припасов, иные без оружия ладного, иные по сей день у Мурома плутают. Из всех полков токмо един в порядке и ко сроку к Казани вышел! Един! Да и тот князя Михайлы Воротынского, урожденного Рюриковича!

Иван передернул плечами, отпустил жену, вернулся к окну и уперся лбом в холодную свинцовую решетку, удерживающую слюдяные пластины.

– Может, и прав был князь Василий Глинский? – тихо посетовал он. – Может, и вправду непригодны людишки худородные для деяний великих? Может, и вправду токмо тягло они нести способны, и не выстоять мне без опоры на рода знатные?

– На Руси сказывают, «первый блин комом получается», – подошла ближе царица. – Сие ведь первый твой поход ратный, Ванечка. Не вини себя столь сильно, любый мой. Не все у нас в жизни сразу получается.