Царская любовь

– Остановись! – вскинул ладонь царь. – Давай по порядку. Я истребовал из Разрядного приказа дело о бездетности великой княгини Соломонии Юрьевны и должен признать, чтение сие оказалось зело захватывающим. Тут ты оказался прав, сколь ни безумны показались поначалу твои речи. Дело, мною прочитанное, окончилось тем, что царевича увез боярский сын Кудеяр, свой след искусно запутавший. Что было дальше?

– Кудеяр увез ребенка в Крым и растил там как собственного сына, – заговорил Дмитрий Годунов. – О сей тайне проведал князь Иван Шуйский и пожелал представить брата твоего старшего пред твои очи. Я исполнил сию его волю, однако же покровитель мой, увы, два года тому преставился и своего дара свершить не смог.

– Так ли уж добры были намерения князя, доставившего на Русь брата, что имеет больше прав на мой царский венец, нежели я сам? – со зловещей ласковостью поинтересовался Иоанн, слегка наклонившись вперед.

– Твой старший брат не имеет прав на престол православной державы! – повысил голос едва не до крика боярин. – Он вырос среди басурман и следует учению Магомета!

– Кто не откажется от веры ради столь великой власти, Дмитрий Иванович? – снисходительно усмехнулся царь.

– Твой старший брат, государь! – твердо и уверенно ответил Годунов. – Я успел хорошо его узнать. Он истинный витязь, он храбр и откровенен. Для него честь важнее власти, злата и даже жизни. Он не откажется от своей веры ради твоего трона.

– Честь важнее жизни… – эхом повторил Иоанн. – Если это действительно так, я готов поверить в то, что он мой брат.

– Он находится в Суздале, государь. Приехал поклониться могиле своей матери.

– Благое желание, – похвалил Иван Васильевич. – Надобно его навестить.

Царь громко хлопнул в ладоши:

– Эй, кто там сторожит?! Боярина Годунова помыть, накормить, спать положить, переодеть согласно званию слуги моего ближнего. Завтра на рассвете он должен быть готов в путь!

2 марта 1562 года Суздаль, постоялый двор

Постоялые дворы, стоящие вдоль берега извилистой Каменки, быстро и бесшумно окружила стрелецкая конница с заброшенными за спины бердышами. Пять сотен воинов, набранных опричным, особым приказом из простых смердов – и потому совершенно точно не имеющих никакого родства или даже знакомства ни с Сабуровыми, ни с Шуйскими, ни даже с боярами из их свит. Государь Иван Васильевич, одетый поверх войлочного поддоспешника в крытую индийским сукном бобровую шубу и соболью шапку, остановился в полусотне шагов перед одними из ворот. Оглянулся на своего спутника.

Боярин Дмитрий Годунов, в шубе с царского плеча, с золотым шитьем и россыпью самоцветов на груди, спешился, подошел к калитке, постучал кулаком:

– Эй, татары, открывайте! Царь всея Руси брата своего видеть желает!

Изнутри послышались приглушенные голоса. Затем раздался стук, тяжелые воротины поползли в стороны – и стрельцы торопливо перебросили бердыши из-за спины в руки. Во дворе стояли одетые в броню воины, со щитами и копьями в руках, в островерхих шишаках, с закрытыми личинами лицами. Похоже, несколько десятков нукеров и вправду собрались драться против десятикратно превосходящего противника.

Двое из воинов – седобородый старик и зрелый мужчина – сняли шлемы и не спеша, с достоинством вышли наружу, мимоходом бросив на Годунова полный презрения взгляд.

Иоанн тоже спешился, приблизился к ним. Он был несколько выше сводного брата и шире в плечах, но богатырское сложение, глаза, лоб, крупные носы у обоих показались Дмитрию весьма похожими.

– Ну, здравствуй, брат, – негромко сказал государь.

– Здравствуй, брат, – согласно кивнул одетый в посеребренную броню воин.

– Боярин Годунов сказывал, что ты исповедуешь басурманскую веру?

– Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его, брат.

– Знаешь ли ты, что сторонник иной веры, кроме православной, никогда не сможет занять престол христианской державы?

– Да, брат.

– Отчего же ты не примешь причастия?

– Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его, брат.

– Боярин Годунов уверил меня, брат, что честь для тебя превыше злата, славы и жизни. Что никогда не изменишь ты ни вере своей, ни слову данному. Так ли это, брат?

Старик и воин оглянулись на Дмитрия. Теперь – с толикой удивления.

– Лучше честная смерть, нежели позорная жизнь! – положил руку на рукоять сабли сын Булата.

– Я слышу слова истинного Рюриковича, – улыбнулся Иван. – Достойного сына моего отца, Великого князя Василия. И потому хочу спросить тебя, брат… Готов ли ты служить честно нашей общей отчине, земле предков наших, защищая ее от ворогов внешних и внутренних, не жалея ни сил, ни живота своего?

– Готов, – согласно кивнул воин. – Никогда в жизни своей я не обнажал меча супротив русских подданных и супротив приютившего меня Крыма. Я знаю об истоке своей крови и готов сражаться в защиту отчих земель!

Иоанн помолчал, поглаживая бороду, а потом резко вскинул подбородок.