Пётр Христианович обогнул избу, поглаживая через тулуп плечо ушибленное. Болело. Нет, точно дульный тормоз нужен.
На двух лавках лежали раненые офицеры. Молоденького ахтырца перевязывала Василиса Преблудная, а он млел и пытался её здоровой рукой за задние полушария пощупать. Девушка вывёртывалась и шипела не него. Пётр подошёл и легонько так, чтобы зубы выстеклить, леща гусару отвесил. То сразу и прекратил домогательства, без сознания тяжело домогаться.
– Разбинтовывай его, Василиса. У него рука сломана, нужно лубок наложить, а то срастётся не правильно. Разбинтуешь, наложишь две палки с обеих сторон и потом туго бинтом замотаешь. А после приготовь питьё жаропонижающее и снотворное, ну и слабительное, чтобы было одновременно. И слабительного не жалей. Ему полезно. Всё тихо. – В горницу фельдшерско-акушерского пункта бочком-бочком влазил целый пока ахтырец.
Пётр переключил внимание на ротмистра Дымчевича Пётра Степановича. Досталось бедолаге. Матрёна уже успела стянуть с того доломан с ментиком и шёлковую рубаху окровавленную. Ротмистр лежал на лавке и глухо стонал, а ведьма тряпку макала во что-то и смывала кровь с раны. Бело-розовые кости торчали. Бляха, муха. Тут настоящий лекарь нужен и рентгеновский аппарат. Гипс ещё. Полевой хирург бы оттяпал руку по локоть.
– Матрёна, занималась такими ранами?
– Два раза. – Ответила та, не оборачиваясь.
– Давай так, ты его придерживай, и палку ещё сунь в зубы, чтобы язык не откусил, а я попытаюсь руку вытянуть и кости на место вставить. Потом палочками со всех сторон обложим и замотаем, хлебным вином ещё зальём и к доктору в Подольск отправим.
– Правильно, вашество, отвар ещё дать надо от антонова огня.
– Ну, держи. – Пётр Христианович потянул за горячущую кисть рогоносца. Хрумкнуло в руке, ротмистр заорал и отключился. Ну, и хорошо, дёргаться не будет, мешая самозваным Гиппократам.
Брехт ещё чуть потянул, но рука больше не поддавалась.
– Давай Матрёна палочки приложи и бинтуй.
– Вы что доктор, Ваше сиятельство, – засопел за спиной поручик.
– Повоюй с моё. Всё. Матрёна, хватит, до доктора доедет. Давай своё питьё и нужно его в Подольск отправлять, пока светло. – Граф повернулся к ахтырцу. – Сейчас грузитесь в дормез и езжайте в Подольск. Там найдёшь лекаря. Сдашь товарищей. Пусть он уже дальше их лечит. А сам …
Брехт тяжко вздохнул. Вот же граф собака эдакая. Тут жена, понимаешь, рожает, а он за молоденькими жёнами чужими ухлёстывает, да ещё в наглую. Раз всё выяснилось.
– Ты, это поручик, хочешь драться, так приезжай завтра, а нет, так я тебе свои извинения приношу. Не хочется мне тебя убивать. Столько врагов у России, столько смертей и войн впереди. Будь я императором, я бы за дуэли, кто жив остался, кастрировал и в солдаты, чтобы детей дурных от него не народилось. И кастрирование обязательно на центральной площади, чтобы все видели. В назидание другим.
– Я принимаю ваши ииии…извинения, – вылетел за дверь ахтырец, с опаской на синие штаны свои поглядывая.
– Стой. Тут Василиса питьё успокоительное сделала. Тебе не помешает.
– Спасибо, Ваше сиятельство не надо. – И к кобыле своей бросился.
– Зря. Непередаваемые оссусения.
Глава 16
Событие сорок пятое