Царская немилость

Ладно, бог с ним с Авелем. Зерно закуплено и перебирается. Должно хватить и дожить до следующего урожая, и для посадки. Купил граф на сто рублей зерна. Это если на килограммы переводить, то десять тонн зерна. Это если на пуды переводить, то шестьсот двадцать пять пудов, а если на мешки по сорок кило, то двести пятьдесят мешков, вроде и не много. А вот если на подводы, что потянулись в Студенцы из Подольска, то это ужас просто. Крестьянские мелкие заморённые лошадки берут максимум полтонны веса. И то обделываются по дороге. Но это же так не работает. Раз уж надо ехать в Подольск, за зерном, то все и поехали. Все тридцать восемь артельщиков. И Брехт на дормезе впереди. Эдакий санно-гусеничный поезд, растянувшийся на два километра, получился. С собой христиане кто сальце на продажу вёз, кто яички. Брехт тут недодумал, он чётко запретил торговать крестьянам зерном, а про яйца ничего не сказал. Количество едоков в семьях серьёзно уменьшилась, сейчас два раза в день детей кормят у полевой кухни. Вот у товарищей колхозников и появился излишек. Вообще Брехт хотел наорать и заставить сгрузить продукты, какого чёрта, мол, сами не доедают и повезли продукты продавать, но тут Осип – председатель артели «Свободный труд» ему эдак виновато шепнул, что обносились христиане, нужно одёжку шить.

Нда. Чего уж. На покупку одежды для пары сотен человек у него точно денег не хватит. Да и иждивенцев растить не выход. Сядут на шею. Вот, как с детским питанием.

Съездили, закупились. Вернулись аж по темноте уже. То один артельщик застрял у прилавка с сукном, то другой с валенками. И не бросишь. Волков по лесам расплодилось тьма, на поезд целый, даже стая не нападёт, а вот на одинокого путника в сумерках могут отважиться. Путник-то ладно, да и мешки с зерном не цель, а сколько всего вкусного в самой коняге для серых разбойников. К Витгенштейну в Студенцы не суются. Там Абрек, как залает на весь лес, опасаются серые рыжего. Да и семейство Курдюмовых свои охотничью угодья от всего живого вычистило. И еды нет, и стреляют, и собак полно, так что волки стараются сторонкой эти места оббегать. А в Подольске на базаре только об этом и разговоров. Один торговец пару щенков продавал и всё нахваливал, что когда вырастут, то справятся один на один с самым здоровущим волком – вожаком стаи. Щенки были и, правда, с мощными лапами, видно было, что вырастут в приличных зверюг.

– Как называется эта псина? – поинтересовался у хозяина Брехт. Ничего память реципиента на этот раз не подсказала.

– Серый, – взлохматил щенка хозяин.

– Порода такая? – Усомнился граф.

– Не, щеня так кличут, а порода – неделян. – Щенок и на самом деле был серый. Явно волки поучаствовали в создании породы. И глаза волчьи.

– Странное название?

– Так это исстари ведётся. Травли по неделям устраивали с ними на медведей, вот неделянами и стали кликать.

– По неделям?

– Воскресенье по нонешнему.

В общем, купил Брехт собачек, если он своих борзых, даже самую дешёвую суку, продал за сто рублей, то тут двух щенков отдавали за двадцать рублей, хозяин сказал, что в холке собака вырастет в два локтя без пяди. Пётр Христианович завис. Локоть это пятьдесят четыре сантиметра, это он уже выяснил. А пядь? Не показывать же бородачу, что не понимает в посконных мерах длины. Как в Москве потом себя вести? Нужно перед поездкой пораспрашивать местных, составить таблицу и выучить. Ну, пядь, это когда растопыренными пальцами меряешь. Около двадцати сантиметров выходит. То есть, собака в холке вырастит … мать её, девяносто сантиметров!!! Монстр просто! С таким и, правда, на медведя можно идти. Второй щень бы сукой. Будет сукой. Даже сейчас видно, что помельче вырастит. Но девяносто сантиметров. Он кавказца Абрека огромным считал, а там всего восемьдесят сантиметров в холке. Монстр вырастит. Перекрестить их надо. А, Семён Семёныч! Скрестить с кавказцами.

Событие сорок седьмое

Стрельба – это глупое расточительство. Я подсчитал, одна пуля стоит столько же, сколько четыре оладушка.

Афанасий с сыновьями, в сумме – не Кулибин и даже не брат Черепанов. Однако … Сделал же. Три пулелейки представил Петру Христиановичу и образчики отлитых пуль. Не произведения искусства, не блестят, как задницы коней у Пётра Карловича Клодта фон Юргенсбурга. Тьфу – крупы. Но вот лежат и входят в стволы карамультоков именно так, как и положено, не проваливаются, но и не нужно молотком забивать. Шомпола хватает. Осталось только испытать и выдать премию. При этом на следующий день Пётр Христианович заказ углубил и расширил, кроме двух мелкокалиберных азиатский карамультуков и тульского непонятного тоже малокалиберного штуцера с удлинённым стволом привёз кузнецу и пулелейку от слонобоя. Четыре пулелейки изготовили. Молодцы.