Царская невеста

– У-у-уй! – радостно взвизгнула Глафира. – Да к такому сроку мы с ним, ежели твоя душенька возжелает, не одного найдем, а ежели рубликов с десяток посулить, то от их и вовсе отбою не будет. – И уставилась на меня ищущим взглядом.

– Посули, – кивнул я. – За сколько сторгуешься, не знаю, а тебе, красавица, я два десятка рублевиков хоть сейчас отдам.

– Можно и сейчас, – простодушно согласилась она. – А то вдруг наперед занадобиться дати. Они ж хучь и божьи слуги, а свою выгоду блюдут строго.

Словом, сговорились.

Проинструктировав напоследок самого Андрюху, дабы он, как только переедет на новое место, немедленно оповестил о нем купца Ицхака, чтобы мне по прибытии сразу знать, где именно искать самого Апостола, я немедленно двинулся в дальнейший путь, держа курс на Александрову слободу.

Едва я обогнул Кремль, добравшись до безлюдного в эту пору Торга, и только-только повернул от пустынных заснеженных рядов в сторону Ильинки, в спину мне, словно пуля, ударил колокольный звон, точь-в-точь похожий на тот, что я слышал два года назад и тоже осенью. Причем раздавался он со стороны Вознесенского Девичьего монастыря. Да-да, того самого, в котором похоронили несчастную Марфу Васильевну Собакину. Ошибка была исключена – слева от Фроловских ворот на территории Кремля находился именно этот монастырь, и это именно его колокола сейчас звонили.

Я не из пугливых, но сочетание белого снега, отливающего мертвенной синевой утренних сумерек и погребального колокольного звона, у кого угодно может вызвать нервный озноб. И кого они отпевают ныне? Неужто очередную царскую невесту?! Упаси бог!

Разобрался, правда, быстро – звон оказался не погребальный, а самый что ни на есть обычный, к тому же с заминкой в несколько секунд вдогон ударили колокола и на подворье Угрешского монастыря, следом за которыми незамедлительно гулко-басовито отозвались их медные собратья на звоннице Ивана Великого, и понеслось-поехало со всех сторон, но на сердце отчего-то по-прежнему было тревожно, и тревога эта не унималась в течение всего пути…

Прибыли мы в слободу в аккурат под самую свадьбу, седьмого ноября. Тоже символично, если вспомнить события этого дня спустя три с половиной столетия. Вот только мой единственный ратник – остальных пришлось оставить у близлежащей заставы возле сельца Слотина – навряд ли заменит хоть один красногвардейский отряд. Тем более что нынешнее седьмое было по старому стилю, а не по новому, так что не стоит говорить даже о символике.

Я мог бы попасть и несколько раньше, но меня изрядно тормознули. После отмены опричнины стражники на заставе у Слотина вели себя весьма лояльно, запутавшись, кого можно пускать сразу, с учетом новых веяний, а на кого все равно надо испросить царского разрешения, и не чинили препятствий никому. Зато теперь, перед торжествами, согласно повелению Иоанна, опасающегося, что его очередную невесту сглазят или испортят, контроль был жесткий, бесцеремонный и затяжной.

Как знать, может, я бы и вообще не попал на свадьбу, если бы не повстречавшийся Истома. Последнее время мне что-то стало везти на этого сурового десятника. Или уже сотника? Впрочем, какая разница. Нет, он не дал приказ тут же пропустить меня. Еще чего. Зато он ускорил процедуру выяснения – дозволено ли фряжскому князю принять участие в царской пьянке-гулянке али как.

Оказалось, что дозволено, но… без людишек. Разрешалось прихватить только одного стременного. Я поначалу не колебался, да и Тимоха был уверен, что поедет он и только он, но в самый последний момент мне вдруг представилось, что, если я не удержусь и сорвусь с катушек, вместе с фряжским князем достанется и его людям. Всем. И мало не покажется.

Именно потому, отведя парня в сторонку, я предупредил его, что он гораздо нужнее мне тут, велев ждать меня три дня в Слотине и каждый день поутру быть готовым к немедленному выезду. Если я не появлюсь и даже не пришлю весточки с новым стременным – молодым парнем со странным прозвищем Бибик, то наутро четвертого дня им надлежит оставить одного человека в селе в ожидании вестей, а всем остальным немедленно возвращаться в Москву, но не в мой терем на Тверской, а прямиком к Ицхаку, и там выжидать еще седмицу.

Коль я и за это время не дам о себе знать, то тогда ему надлежит предупредить купца, что ждать меня не надо, сделка отменяется, а также забрать у него и поделить между собой мою казну, в которой оставалось немало. После этого они вправе разбрестись кому куда хочется. Сам же Тимоха может считать себя свободным от службы и от данного им обета, так что, если не оставил прежней мечты, пускай катит на Дон.

Он вначале попытался возразить, но мой категоричный тон, что мне виднее и вообще, в слободе дельце пустячное, а самое веселое начнется именно со Слотина, возымел нужное действие, и Тимоха, понуро кивнув и дав небольшое, но красноречивое наставление Бибику: «Ежели что с княж-фрязином учинится – с тебя спрошу!», сопровождавшееся покачиванием ядреного кулака в опасной близи от носа Бибика, нехотя побрел к остальным ратникам.