Гетман принял послов для разговора через день. Василий Униковский сразу же повел речь о выдаче самозванца, но гетман отказал наотрез, подчеркнув, что Войско Запорожское беглых не выдает. В ходе разговора он дал понять послу, что если царь примет Войско под протекторат, то самозванец покинет пределы государства и никакой военной помощи не получит. После этого гетман отказался говорить о делах. 20 октября 1650 года гетман дал Униковскому прощальную аудиенцию. Перед самым отъездом московские послы наведались к генеральному писарю Выговскому, и тот откровенно рассказал о том, что самозванец уже покинул пределы Войска Запорожского и теперь дело за московским царем: если он захочет принять Войско, то самозванца никто не поддержит. Не захочет – его дело, но самозванца вновь найдут, и тогда московскому царству тяжко будет. С этим и уехал в Москву Василий Униковский.
Тем временем генеральный писарь Иван Выговский выправил Тимофею Акундинову подорожную, дал конвой в сотню проверенных казаков и рекомендательное письмо к Дьердю ІІ Ракоши. Второе, тайное письмо получил начальник конвоя, который должен был проводить группу Лжешуйского к семиградскому князю и передать письмо Ракоши из рук в руки. Царская внешняя разведка потеряла след самозванца до июня 1651 года. Ясно было только одно – гетман сдержал обещание: военной помощи Лжешуйскому он не дал, боевые действия против Астрахани Лжешуйский не начал, донских казаков не взбаламутил, на территории Войска Запорожского самозванца уже не было.
След Тимофея Акундинова отыскался в июне 1651 года в Стокгольме. Нашли самозванца московские купцы из Новгорода Антон Гиблый и Михаил Стоянов вместе с попом московского торгового подворья отцом Емельяном. История повторилась: самозванец сам вышел на новгородцев, сам вступил в контакт, сам старался перевербовать их, но все попытки захватить его или уговорить вернуться в московское царство успеха не имели. Тимофей вышел на шведского канцлера Оксенштерна и через посредничество Ракоши получил новое имя: теперь он был шведским дворянином Яганом Сенельсоном и находился под защитой шведской короны.
Царская охота на «десятого» продолжалась, но взять его не смогли, а Оксенштерн переправил самозванца в Ревель (Таллинн) и надежно там спрятал. В сентябре в Стокгольм прибыл из Москвы разведчик Яков Козлов. Охота продолжалась. Козлову удалось руками начальника городской стражи Ревеля арестовать Тимофея, но канцлер приказал его отпустить, а московских разведчиков из города выдворить.
Конец «десятого» и его товарищей
В декабре в Ревель прибыл еще один московский разведчик, дворянин Челищев, но шведы дали ему понять – в городе самозванца нет. Однако разведчик продолжал поиски, и в апреле нашел Тимофея в Любеке, на континенте. Челищеву удалось выследить Константина Конюхова и, схватив его на одной из улиц Ревеля, переправить в Москву, где Кость попал в руки Ефиму Алмаз Иванову, дьяку Тайного приказа. 28 мая дьяк приступил к допросу и пыткам. В московских архивах сохранились протоколы допроса.
В марте 1653 года московские разведчики вышли на след Тимофея в Голштинии, но необходимо было точно установить личность подозреваемого. А для этого нужно было разыскать человека, знавшего самозванца достаточно хорошо, этапировать его в Голштинию, показать ему Тимофея и уже тогда просить герцога Голштинского арестовать самозванца и выдать его Москве. Полгода работали сыщики Тайного приказа и, наконец, в Енисейском остроге нашли такого человека – дьяка Василия Шпилькина, крестившего одного из детей Тимофея Акундинова. Пообещав свободу и жизнь в Москве на пенсион, разведчики привезли дьяка в Голштинию и показали ему Акундинова. Шпилькин признал его. После этого московские дипломаты приступили к обработке самого герцога, и тот согласился арестовать и передать самозванца, но взамен требовал беспошлинного проезда голштинских купцов с товарами через московскую территорию в Персию, что и торжественно обещал ему московский посол.
Тимофей Акундинов был арестован голштинской полицией в октябре 1653 года, закован в кандалы и направился в свое последнее путешествие по просторам Европы. Когда въехали на московскую территорию, он решил покончить счеты с жизнью и бросился под карету, но ему не повезло. Перед первым допросом дьяк Ефим Алмаз Иванов приказал привести мать самозванца для опознания. Увидев свою мать в рясе монахини, Тимофей, чтобы сохранить ей жизнь, не опознал ее, но мать опознала сына.