«И потому вашему ослаблению ино то Шереметева для и Хабарова для, такова у вас слабость учинилася и чудотворцеву преданию преступление. И только нам благоволит Бог у вас пострищися, ино то всему Царскому Двору у вас быти, а монастыря уже и не будет. Ино почто в чернецы и как молвити: «отрицаюся мира и вся яже суть в мире», а мир весь в очех? И како на месте сем святем со братиею скорбя терпети и всякия напасти приключшаяся и в повиновении быти игумену и всей братии в послушании и в любви, якоже во обещании иноческом стоит? А Шереметеву как назвати братиею? Ано у него и десятой холоп, которой у него в келии живет, есть лучше братий, которые в трапезе едят. И велиции светильницы Сергий и Кирилл, и Варлам, и Димитрий, и Пафнутий и мнози преподобнии в Рустей земли уставили уставы иноческому житию крепостныя, якоже подобая спастися; а бояре к вам пришед свои любострастные уставы ввели; ино то не они у вас пост-риглися, вы у них постригшася; не вы им учители и законоположители, они вам учители и законоположители. Да, Шереметева устав добр, держите его, а Кирилов устав не добр, оставите его. Да сегодня тот боярин ту страсть введет, а иногды иной иную слабость введет, да по малу и по малу весь обиход монастырской испразнится и будут вси обычаи мирские… Восе над Воротынским церковь есте поставили! Ин над Воротынским церков (князем Владимиром Ивановичем), а над чудотворцем нет; Воротынский в церкви, а чудотворец за церковью. И на страшном Спасове судище Воротынский и Шереметев выше станут по тому: Воротынский церковью, а Шереметев законом, что их Кирилова крепчае… Восе у вас сперва Иоасафу Умному (Колычеву, дяде Филиппа митрополита) дали оловянники в келью, дали Серапиону Ситцкому (князю Семену Федоровичу), дали Ионе Ручкину, а Шереметеву уже с поставцем, да и поварня своя. Ведь дати воля Царю, ино псарю, дати слабость вельможе ино и простому… Год уже равен как был игумен Никодим на Москве; отдоху нет, таким Собакин да Шереметев; а яз им отец ли духовный или начальник? Как собе хотят, так и живут, коли им спасение души своея не надобеть. Но доколе молвы и смущения, доколе плища и мятежа, доколе рети и шептания и суесловия, и чего ради? Злобесного ли ради пса Василья Собакина или бесова для сына Ивана Шереметева или дурака для и упиря Хабарова? Воистину отцы святии несть сии чернецы, но поругатели иноческому житию».
Но ни ревностное поборничество за чистоту и ненарушимость строгих иноческих уставов, ни благоговейное отношение к памяти святых подвижников не закрывают от нас задних мыслей Ивана Васильевича; обычная подозрительность, ненависть и злоба против бояр ясно проглядывают и в этом послании Грозного, кощунственно называющего себя полуиноком и кощунственно подражавшего со своими опричниками иноческому житию в мрачном убежище своем, Александровской Слободе, посреди всевозможных оргий и неистовств. Любопытно при сем и следующее противоречие. Укоряя кирилловских иноков в отступлениях от строгого отшельнического жития, Грозный в то же время прислал им в дар золотую братину, украшенную рельефными изображениями нагих женщин{48}
.VIII
Иван Грозный и Стефан Баторий
в борьбе за Ливонию
Земский собор 1566 года. — Перемирие с Литвой. — Вассальный ливонский король Магнус. — Двукратное польское безкоролевье. — Московская кандидатура. — Избрание Батория. — Возобновление русскими военных действий в Эстонии и Ливонии. — Царский поход 1577 года. — Приготовления Батория к войне, первый его поход и взятие Полоцка. — Второй поход. — Переговоры с Иваном IV. — Третий поход Батория. — Осада Пскова. — Отбитый приступ. — Геройская оборона. — Твердость Замойского. — Нападение на Псково-Печерский м. — Успехи шведов. — Обращение Ивана IV к папскому посредничеству. — Миссия Антония Поссевина. — Отъезд Батория и блокада Пскова. — Переговоры в Киверовой Горке. — Десятилетнее перемирие с потерей всей Ливонии. — Виновность Ивана IV. — Поссевин в Москве и его прение с царем о вере. — Сыноубийство. — Сватовство в Англии. — Смерть Ивана IV. — Исторический приговор.