Царская служба (СИ)

Где-то часа через полтора я, к своему несказанному удивлению, обнаружил, что не таким уж и сложным делом занят. Да, продираться сквозь шедевры канцелярской словесности, вышедшие из-под пера дьяков губных управ, было нелегко. Да, тяжеловесные обороты бумаг, писанных чинами губного сыска, заставляли вчитываться с повышенным вниманием. Зато они чередовались с малограмотными и от того порой весьма забавными записками губных стражников и допросными листами свидетельских показаний. Нет, как вам, например, такое: «Труп лежал на проходе, жена трупа громко плакала и мешала осмотру»? Или вот еще: «Никаких сомнений, что лежавшее на дорожке мертвое тело пришло туда само»?! Ну и так далее в том же духе. В общем, еще через полчаса мне даже начало нравиться. Единственное, что нервировало, так это быстро пришедшее понимание того печального факта, что взятой с собой записной книжки мне на выписки не хватит, и придется просить у местных новую. Было, прямо скажу, опасение, что выдачу чистой записной книжки тут превратят в утонченное издевательство над каким-то прапорщиком, непонятно что делающим в губной управе, но обошлось. Сделав личико кирпичиком, я напомнил много о себе понимающему дьяку об открытом листе Палаты государева надзора, заодно намекнув, что служба в Стремянном полку несколько упрощает мне возможность лично обратиться к самому государю. В итоге и сразу две чистых записных книжки получил, и самое любезное приглашение обращаться по мере надобности.

Что за нужда была делать выписки? Ну как, мне же приказано искать зацепки или хотя бы что-то на них похожее, вот и искал. Не скажу, что нашел, но возникли по ходу дела некоторые вопросики, ответы на которые могли бы эти самые зацепки дать. Могли, конечно, и не дать, но тут же пока не попробуешь, не поймешь… Изловив после обеда Поморцева, ему я те вопросы и задал. Даже ответы получил. Но тут же встали следующие вопросы, и ответов на них у Поморцева уже не имелось.

Итак, первое убийство было совершено на Беляковских верфях. По словам Поморцева, на тех верфях строят небольшие грузовые баржи и буксирные пароходы. Верфи примыкают к городу со стороны Луги и состоят под надзором городской охранной стражи. Убитый купец Пригожев находился там как представитель Русско-Балтийского товарищества, заказавшего постройку нескольких пароходов. А вот что делал на верфях и как туда попал наш маньяк, оставалось загадкой.

Второе убийство — Демьяновский сад. Этакая зеленая зона отдыха, говоря языком бывшего моего мира, открытая для общего доступа, то есть попасть туда мог вообще кто угодно. Как и на места большинства остальных убийств, совершенных маньяком, убийство Маркидонова я пока что вывел за скобки. Вопрос тут в другом. Точнее, два вопроса. Что делал на пустыре за Макарьевым рынком купец Аникин? И какая нелегкая занесла маньяка в Барандин околоток? Ну и про Беляковские верфи не забываем, то есть всего у нас уже три вопроса.

Я почему именно эти вопросы поставил, так потому исключительно, что уж больно изрядный разброс получается. С одной стороны — Демьяновский сад, где, по словам Поморцева, отдыхает приличная публика, Еленинская набережная и Лукьяновский переулок, где, со слов того же Поморцева, публика живет попроще, но все равно никак не бедная. С другой — верфи, пустырь и место проживания публики, прямо скажем, бедной, пусть и не откровенной нищеты. Инструменты и образ действий у маньяка, значит, одни и те же, жертвы, разве что за исключением старшины Буткевича, одной наружности, а места преступлений совершенно разные. Не стыкуется как-то…

Мой вечерний доклад о проделанной работе майор Лахвостев удостоил лишь благосклонным кивком. Этого, в общем, и стоило ожидать — говорить о каких-то результатах в моем случае пока что не приходилось. А вот у самого Лахвостева нашлось чем меня удивить — оказывается, Бразовский и Буткевич родились и выросли в одном поместье!

— Примечательно, конечно, но и только, — открытие свое майор, похоже, оценивал не сильно высоко. — Все-таки Бразовский был сыном хозяина, а Буткевич родился в крестьянской семье.

— Прошу прощения, Семен Андреевич, а вы где родились и выросли? — поинтересовался я.

— В Москве, как и вы, — удивленно ответил Лахвостев. — А при чем тут это?

— При том, что в большом городе вы в детстве дружили и вообще общались с ровней, — к месту вспомнился рассказ Альберта фон Шлиппенбаха, как он с сыновьями прислуги бегал подглядывать за купающимися девчонками. — А сыновья помещиков, особенно если соседи с детьми того же возраста живут не поблизости, часто играют с сыновьями слуг или даже крестьян. Так что в детстве Бразовский и Буткевич вполне могли приятельствовать. И заметьте, Буткевич, перейдя из губной стражи в армию, сразу попал под начало к Бразовскому.

— Даже так? — озадаченно произнес майор. — Спасибо, Алексей Филиппович, что подсказали. Я это обязательно проверю. Но тогда… Тогда может получиться, что Буткевич лгал нам, говоря, что не знает, о чем капитан ругался с Маркидоновым! — снизошло на Лахвостева озарение.