Царская служба (СИ)

Еще более сомнительным оное удовольствие смотрелось из-за своей крайне низкой результативности. Занимались мы поисками не выявленных до сих пор свидетелей в деле об убийстве Буткевича, для чего обходили все окрестные дома, опрашивая их жителей, и пока что так никого и не нашли. Оно и понятно — мало того, что губных тут побаиваются, а, стало быть, не особо и любят, так здешняя публика из-за бедности еще и привыкла жить сегодняшним днем, а потому не только о завтрашнем почти не думает, но и вчерашнего не помнит. А уж вспомнить что-то, что они видели больше месяца назад, этим людям, похоже, вообще не по силам.

Периодически сдергивал меня Лахвостев и на работу по делу об убийстве Маркидонова, в основном тоже в виде стаптывания сапог. Ну и до кучи, никто не снимал с меня обязанности читать дело и отмечать в нем интересные места, чем мне приходилось заниматься те полдня, что я не материл про себя здешнюю погоду. Тут тоже радоваться было особо нечему — дело об убийстве фон Бокта я дочитал, но ничего полезного там не нашел, за исключением тех несчастных крупиц, о которых уже говорил.

Да и военные новости, служившие фоном для всего вышеназванного, оптимизма не прибавляли. После ожесточенного сражения под Выборгом шведы заняли город и двинулись вдоль железной дороги Выборг — Усть-Невский. Наша Северная армия, потрепанная под Выборгом, отступала. Отступала медленно, тормозя продвижение врага мелкими контратаками и разрушая железнодорожное полотно, но все-таки пятилась назад. Что же до войны на море, то появления шведского флота у Котлиной крепости [1] кто-то ожидал чуть ли не со дня на день, кто-то — только по весне, но и те, и другие уверяли, что крепость окажется шведам не по зубам и ни десанта прямо на городские набережные, ни бомбардировки с моря опасаться не стоит. Однако же в любом случае перевес пока что был на стороне неприятеля. Вот на таком не шибко радостном фоне я взялся за изучение дела об убийстве купца Венедикта Павловича Аникина. Здесь, как и с убийством фон Бокта, тоже складывалось впечатление об исключительной рисковости маньяка — все же чтобы убить человека на открытом и хорошо просматриваемом месте, надо иметь совершенно особый склад характера. Однако же изучение плана места преступления, имевшегося в деле, а также описания этого самого места говорило о том, что не все тут так просто и однозначно.

Во-первых, пустырь за Макарьевым рынком действительно был пустырем. От слова «пусто», если кто еще не понял. Ходили по нему только те, у кого имелась надобность попасть на рынок из домов на левом берегу Капитанского канала и обратно, а кто ж пойдет на рынок ближе к ночи? И кто пойдет через пустырь после сильного снегопада? Опять же, что эти дома, что сам рынок выходили на пустырь своими задами, так что заметить, что там на пустыре происходит, тоже было особенно некому. Оставался, конечно, вопрос, какого черта забыл в таком месте купец, входивший во вторую сотню городских мастеров купли, продажи и выгодных денежных вложений, и, как я был уверен, именно правильный ответ на этот вопрос и должен был бы привести к раскрытию убийства. Ответ, кстати, в деле тоже имелся, но не получалось считать его полным, а потому и правильным. По словам приказчиков, Венедикт Павлович имел привычку назначать в подобных местах встречи своим особо доверенным людям с таким расчетом, чтобы его к ним доверие для всех других оставалось тайным. Что это за доверенные люди и с кем именно мог встречаться Аникин на том пустыре, никому из его работников знать не полагалось. Хм, вот интересно, откуда такая таинственность? Что за скрытыми даже от своих приказчиков делами занимался Аникин — коммерческим шпионажем, защитой от коммерческого шпионажа или какими-то незаконными махинациями? В любом случае, маньяку тут ничего не грозило — никто не мог помешать ему или даже просто его увидеть. Тоже вопрос: знал ли сам маньяк об этом? Или до сих пор считает, что ему крупно повезло?