…Ночью Соколов несколько раз просыпался. Ему снилось, что он летает над домом, где живет государь, протягивает к государю руки, хочет передать ларец с сокровищами, но никак не может опуститься на землю, в последний момент его словно потоком воздуха вздымает вверх, и он летит, летит так высоко, что земля делается не видной.
Соколов проснулся, полный тревожного ожидания. Он помолился и подумал: «Господи, какое счастье! Неужто сегодня избавлюсь от этого осточертевшего ларца!»
Государево желание
Ровно в десять утра за Соколовым зашел Панкратов. Он был одет в какой-то немыслимый меховой балахон до колен, через воротник переброшен громадный рукодельный шарф. Голову Панкратова украшал затасканный треух, а от самого бывшего революционера на версту разило дешевым одеколоном. Панкратов глухим и доброжелательным голосом проокал:
— Ну, готовы? Пошли, да инструмент не забудьте. Может, и мне заодно помощь окажете, а то уже половина зубов сгнила.
Соколов перекрестился и направился за Панкратовым.
На дворе за ночь еще больше навалило снега. День был воскресным. Из труб вверх подымался дым. Пахло упревшей кашей и пирогами.
Крестьяне пересели с телег на сани, и на дороге было довольно оживленно: скрипели возы, тащились ручные коляски с каким-то крестьянским товаром, празднично одетые граждане, держа детишек за руки, возвращались из церквей.
Перед глухой деревянной оградой стояло человек пять в шинелях и с винтовками. Панкратов кивнул им в знак приветствия и показал на Соколова:
— Это доктор из Петрограда. Все документы в порядке, сегодня выпишу временный пропуск.
Солдаты кивнули:
— Проходь!
На просторном дворе было некоторое движение. Под ручку прогуливались в высоких ботиках две дамы, в которых Соколов узнал фрейлин Гендрикову и Буксгевден. Им что-то оживленно рассказывал лейб-медик Боткин.
Солдаты тащили к козлам большое бревно. Мужичок в коротком полушубке запрягал в сани лошадку. Около козел с пилой в руках стоял стройный человек, одетый легко, лишь в гимнастерку, галифе были тщательно заправлены в хромовые сапоги. Сердце бешено заколотилось: это был государь.
И государь повернул голову в сторону Соколова, явно с любопытством глядя на новую фигуру. Панкратов движением руки остановил Соколова:
— Сначала я вас представлю и спрошу: он сейчас пойдет на осмотр или после пилки дров? — и подошел к государю, что-то сказал ему.
Государь согласно закивал головой, положил на козлы рукавицы, отряхнул прилипшие к одежде стружки и после этого направился к Соколову. Панкратов с любопытством следил за этой сценкой.
Соколов, с мешком под мышкой, двинулся навстречу. Государь близоруко прищурился, вдруг словно оступился, поскользнулся, но выправился. Он как на что-то невозможное, небывалое взирал на гения сыска, протянул руку:
— Здравствуйте, доктор!
— Здравия желаю, ваше императорское величество! — с восторгом и громко, так что, кажется, было слышно всей улице, произнес Соколов.
Солдаты положили на козлы бревно. Панкратов недовольно поморщился и пошел прочь. Дамы и Боткин остановились, рассматривая прибывшего.
Соколов просто, как о чем-то обыденном, сказал:
— Государь, я сделал все, как вы приказывали, — и выразительно поднял мешок.
Государь вдруг разволновался, заторопился, скороговоркой пробормотал:
— Пойдемте в дом… И бога ради, не шумите.
Они вошли через черный ход, которым, видимо, постоянно пользовались, ибо парадный — со стороны улицы — был забит досками. Тот черный ход, которым прежде пользовались кухарки, дворники, полотеры.
Не встретив ни души, поднялись по крутой деревянной лестнице на второй этаж. Государь открыл дверь в большой кабинет и посторонился:
— Проходите!
— Нет, ваше величество…
Государь первым прошел в кабинет, сказал:
— Снимайте шинель! Здесь топят хорошо.
Соколов закрыл за собой на ключ дверь, спросил:
— На стол позволите поставить?
Государь сухо сглотнул, молча кивнул. Соколов разорвал мешковину, и сургуч от печатей — германских и российских — полетел на пол. Перед государем предстал изящной работы массивный серебряный ларец. Соколов отбросил крючки, поднял крышку, и гора бриллиантов, изумрудов, яхонтов своим сказочным многоцветьем заставила государя остолбенеть.
Он долго молча рассматривал сокровища, потом взял в руки большие часы, нажал кнопку — открылась крышка и — о, чудо! — полилась музыка. Полюбовался массивным золотым кубком. Положил на ладонь аграф-застежку, следил за игрой камней. Взволнованно произнес:
— Спасибо вам, Аполлинарий Николаевич! Вы вернули мне веру в человека. — На глазах государя заблестели слезы.
Соколов страстно заговорил:
— Эти сокровища помогут мне подкупить кого угодно, устроить ваш побег…
Государь протестующе поднял руку: