И лишь когда Андрей вновь начал вскидывать ружье, Соколов бросился на него, сбил навзничь и стал душить… Андрей, словно уж, пытался выскользнуть, и ему почти удалось это сделать, но Соколов отыскал его горло и навалился всем туловищем. Затем он сбросил Андрея на землю.
В голове шумело, смертельно хотелось спать. Превозмогая слабость, Соколов дернул раз-другой вожжи. Послушная лошадка, медленно переставляя ноги, двинулась вперед.
Соколов лежал на спине. Он видел над собой свинцовое, как крышка гроба, небо и чувствовал редкое спокойствие, трезвость ума и отточенность мысли. Гений сыска размышлял: «Спасибо Тебе, Господи, что ты подарил мне такую прекрасную жизнь… Но и я старался жить чисто, возвышенно и благородно, выполнял свой долг…»
Он еще чувствовал движение саней, легкие толчки на ухабах, но постепенно все это куда-то уходило прочь, делалось лишним, чужим. Он понимал, что умирает, но это оказалось совершенно не страшно. Голова наполнилась радостными звуками, он словно обрел крылья, стал подыматься все выше и выше, на ту высоту, из которой еще никто не возвращался, по крайней мере в своем обличье.
Потом во всем мире наступила удивительная тишина.
Все было кончено.
Эпилог
Лошадь ближе к вечеру сама вернулась домой. В санях лежал Соколов, облитый смертной бледностью, закостеневший на морозе. На его красивом и теперь загадочном лице застыла легкая улыбка.
Ларца в телеге не было, он вновь исчез самым таинственным образом и найден уже никогда не был.
Искать Швыдкого на ночь не поехали — волков боялись, да в темноте ничего и не найдешь. Лишь утром Ирина-революционерка с несколькими деревенскими мужиками отправилась на поиски мужа. И они нашли труп — обезображенный, изглоданный волками и лисицами, исклеванный воронами.
Уже через неделю, спрятав на плоской груди печально знаменитый аграф, усеянный крупными бриллиантами и сделанный по приказу Петра, Ирина отправилась в Тобольск.
Здесь она нашла лавочку по скупке драгоценностей. Рядом в медвежьем полушубке терся тип, на которого Ирина не обратила внимания. Она сказала ювелиру, что продавать вещь пока не хочет, но желает всего лишь прицениться. Ювелир предложил за аграф «хорошие деньги» и вообще уцепился за бриллианты, не хотел возвращать.
Ирина, обладая визгливым голосом, подняла такой крик, что ювелир сдался, вернул аграф. Ирина поспешила на улицу. За ней, словно тень, скользнул тип в полушубке.
…Ирину нашли в соседнем переулке без аграфа и кошелька, но с финкой между лопаток. В тот же вечер тип на радостях гулял в трактире, с пьяных глаз всем показывал бриллианты и был задержан. При нем обнаружили царский аграф. Типа расстреляли, а полковник Кобылинский отправил бриллиантовую застежку с усиленным конвоем в Петроград.
К этому времени произошел очередной переворот. К власти пришел Ленин. Аграф конфисковали большевики. По приказу Ленина аграф и еще целый чемодан бриллиантов передали агенту Лубянки заграничному писателю Джону Риду для организации мировой революции в Америке. Рид пробирался на американскую родину через Финляндию. Тамошняя полиция все сокровища изъяла, а Рид вернулся в Страну Советов и во цвете лет вскоре помер. Еще раз подтвердилось наблюдение: аграф приносил несчастье всем, к кому попадал в руки.
Трагическая судьба государя Николая Александровича и его близких всем памятна.
Владимир Джунковский не пожелал покидать родину, за что и поплатился. Большевики несколько раз заточали его в тюрьмы, а в 1919 году приговорили к пяти годам концлагеря. Держался Джунковский с удивительной твердостью, показывая благородство духа.
Джунковский написал очень честные мемуары, которые, впрочем, оборвал на 1918 году. Воспоминания он закончил фразой: «Писать дальше свои воспоминания преждевременно, да и тяжело. Может быть, через несколько лет, если Господь сохранит мне жизнь, я возьмусь за перо…» Не взялся: правду писать было нельзя, а лгать совесть не позволяла. Та часть рукописи, которая прежде не была опубликована, помогла мне в создании этой книги.
После долгих издевательств 21 февраля 1938 года большевики приговорили 72-летнего Джунковского к расстрелу. Могила этого замечательного сына России неизвестна. Большевики сделали все, чтобы имя Джунковского стереть из памяти людской. Москва, для которой так много Владимир Федорович сделал в годы своего губернаторства, памятник ему не воздвигла, улицу его именем не назвала.
Максим Горький, соприкоснувшись с революцией, которую столь поэтично и неистово призывал, ужаснулся ее кровавой действительности. Теперь «Буревестник» уже гневно клеймил революционеров, которые «относятся к людям, как бездарные ученые к собакам и лягушкам, предназначенным для жестоких опытов».
Фердинанд Зауэрбрух стал одним из самых известных хирургов Третьего рейха. Был лечащим врачом президента Германии Гинденбурга и других высших сановников. В 1940 году удалил опухоль гортани у Гитлера. После войны, на свое несчастье, оказался в Восточной Германии, был лишен всех своих званий и всего имущества. Умер в Берлине в 1951 году.