Царские сокровища, или Любовь безумная

— Как говорят гадалки — к новым хлопотам, — и признался: — У меня, Виктор Михайлович, летать — всегда к удаче и радости. Может, в твой дворец войдем?

Рошковский спохватился:

— Конечно, конечно! Я так растерялся, что ж на лестнице стоим? Я отпустил на сегодня горничную, она уехала в Токсово к родственникам. Сейчас сами завтрак приготовим. А ты, Аполлинарий Николаевич, молодец: по-прежнему бодр, красив, только в глазах застыла печаль. Да, я слыхал о гибели твоей семьи. Прими искренние сочувствия, я разделяю твою боль.

Соколов спросил:

— Как ты, Виктор Михайлович, устроился?

— Да вот открыл на Морской стоматологическую клинику. У нас штат большой — почти двадцать человек докторов и обслуживающего персонала. Цены на обслуживание назначили высокие, но от богатых пациентов нет отбоя. Впрочем, и бедных порой лечим — бесплатно.

— Почему у тебя на щеке ссадина?

— Да вчера моциону и азарта ради гонял по Невскому проспекту на велосипеде, налетел на какую-то коляску (или она на меня?), упал, расквасил лицо. Теперь не появлюсь на службе, пока ссадина не пройдет. Иногда люблю с ветерком прокатиться на авто — обзавелся «бенцем», сам сижу за рулем. Да вот что-то карбюратор забарахлил…

— Назову три причины неисправностей. Засорился пульверизатор, в бензин попала вода или бензиновая камера переполнена.

Рошковский удивился:

— Поразительно, откуда ты, Аполлинарий Николаевич, во всем разбираешься? Теперь свою технику быстро приведу в порядок, и вместе покатаемся по городу и окрестностям.

— Не откажусь!

Рошковский принес из холодильного шкафа сыры, икру, масло. Соколов предложил:

— Давай, Витя, как прежде — первый тост за здоровье государя императора.

Выпили стоя и до дна.

…Поговорив с час, Соколов стал прощаться и обещал скоро позвонить Рошковскому.

Верный Семен

Соколов вновь отправился в экспедицию — в отцовский дом на Садовой. На этот раз его душу не сотрясали романтические переживания, а цель он преследовал корыстную: решил постепенно вынести всю сотню припрятанных бутылок коллекционного вина. Причем сделать это следовало осторожно, не вызывая подозрений новых обитателей дома.

Как известно, еще ни одна революция с трезвых глаз не случилась. Для партийной убежденности ее деятели в зависимости от ранга пьют всё — от тонких вин до сивухи.

Операция по выемке алкоголя проходила успешно. На этот раз Соколов незаметно проскользнул черным ходом. Невзирая на теплую погоду, намеренно явился в шинели, благо человек в шинели стал фигурой привычной. Карманы вместили полдюжины бутылок, еще столько же гений сыска спрятал в плетеную корзину — на дно, а сверху прикрыл каким-то тряпьем.

Старый Семен при виде барина от полноты чувств прослезился, поцеловал ему руку, просил:

— Батюшка, Аполлинарий Николаевич, Христом Богом заклинаю, вынеси из подвала все, что для тебя припрятал. Не дай бог этим разбойникам достанется.

Соколов шутливо отвечал:

— Рад стараться, ваше благородие! — и обнял Семена. — Все сам выпью и друзьям налью, и с тобой мы дружбу отметим.

— Неплохо бы. — Семен мечтательно завел глаза. — Я никогда такого вина в рот не брал. Все чаще перцовки от простуды иль водочки для апетикта. Неужели по сорок рублей каждая бутылка стоит? Поразительно, да и только! На сорок рублей месяц можно было жить в ус не дуя.

Гений сыска решил зайти в «Вену», где уже не был несколько месяцев и где в старые, милые сердцу времена приятно проводил время с Джунковским, Шаляпиным, Горьким, Буниным… Он рассуждал: «Пообедаю, а заодно, глядишь, встречу кого-нибудь из добрых знакомцев. Все вино, что в корзине, выпьем, то-то радости всем будет!»

Но когда он завернул за угол улицы Гоголя и Гороховой, то увидал разбитые витрины. На входе висело откровенное объявление: «Сегодня ресторан закрыт из-за бандитского налета. Милости просим приходить завтра».

Соколов вздохнул и в очередной раз ругнул революционные перемены.

Мистическое место

Солнечная погода, как часто бывает в Петрограде, в одночасье сменилась ненастьем. С моря вдруг порывами задул могучий ветер, пригибая молодые деревца, срывая листья, ломая толстые ветви, начисто сметая с асфальта семечную шелуху, обрывки газет, воззваний и приказов — всю мерзость жизнедеятельности революционного города.

Мгновение — и ветер стих, уступая место необъятной сизой туче, тяжело приползшей с Финского залива. Людей тоже как ветром сдуло, а те, кто еще не укрылся, торопились со всех ног.

Сплошной стеной хлынул водяной потоп, пахнущий чем-то удивительно свежим, похожим на запах разрезанного арбуза. По булыжной мостовой понесся, пенясь и пузырясь, водяной поток. Рубиново полоснула молния, на краткое мгновение соединив небо и землю. Прямо над головой раздался страшный сухой треск, и раскатистый звук удара заметался между тесно стоящих домов.