Царские врата

Кто тут жил? Люди жили тут. Их убили? Может, и нет. Тихо, как мыши, затаились. Может, ночью выходили – в колодцах воду набрать. Попрятались все. В сараи… в погреба…

«И скотина сидит тихо… войны боится. Сколько скотины перемерло, не только людей».

–Эй! Ду-у-ура! Куда-а-а-а!

«Вопи, ори, сколько влезет».

Алена задыхалась. Полоса огня резанула воздух рядом. Еще вот так прочертит – и перережет ее пополам.

Нырнула в развалины дома. Столб огня встал на месте, где только что стояла она.

–Дура! – издали орал Руслан. Голос заглушали разрывы. – Дура-а-а-а!

–Сам дурак, – шепнула Алена.

Поглядела вверх. Потолка нет. Дыра. Рваные каменные края. Лестница вела наверх. «Зачем наверх, взорвут, и верх обрушится. А внизу? Внизу завалит. Руслан прав, надо было сидеть за камнями. Отстреливаться». Мысли режущие, ясные, холодные. Стеклянные. «Мясорубка, крошево. Ты мясо, тебя искрошат. Война обожралась мясом. Ее сейчас вырвет». Смех, похожий на короткое ржанье, хрипло вылетел из нее. Она оглядывалась. «Может, есть подвал. Дура, тебя завалит! Не завалит, камня мало, всего два этажа, не десять же. Дура, и двух хватит, чтобы ты там навек осталась».

Хотела бросить на пол автомат – не бросила. «А вдруг «моська» откажет. Мало ли что». Выбила ногой дверь в комнату. Заглянула. Пусто. Выбила в другую. Пусто.

Снаружи рвались снаряды. Воздух густел от жара. Вопли боевиков смолкли. «Всех перебили, что ли? Или отбежали куда-то в безопасное место? Плевать. А если меня найдут здесь федералы с «моськой» и АКМ? Сразу прибьют. Чикаться не будут». Холодные, рваные, честные мысли. Жесткие, как металл ствола.

Обрушилась стена слева. Алена шарахнулась вбок. Села на корточки. Опять ничего не слышала. Медленно возвращался слух. Положила автомат и винтовку на пол и прикрыла затылок, уши руками. Обняла себя за голову и так сидела. Ждала, пока слух вернется.

В ушах звенело.

Далеко – или рядом – за стеной – или над крышей – послышался странный звук. Плач? Хохот? Стон?

–Там кто-то… живой, – вслух сказала Алена. Еле себя услышала.

«А может, это я сама стонала». Взяла в руки автомат. «Внимание. Может… они там засели. И я сейчас дверь открою, а они меня… в упор».

Алена ногой в грязном берце бахнула в дверь. Дверь отлетела.

Пустая комната. Мертвый дом. Взрезан снарядами, как рыба.

Опять стон! «О, мать же вашу за ногу…»

Переступила порог. Вошла.

За старым сундуком с обитой полосками железа резной крышкой сидел скорчившийся мальчик. Скрючился, червячок. «Зародыш в брюхе у бабы. Плод». Алена, бухая берцами об пол, подошла к сундуку. Голова мальчика была странно воткнута в колени. Руками он обхватил себя за шею. По тонкой цыплячьей шейке щедро течет кровь. Вся спина в крови. Ее затошнило. Мальчик не двигался. Мертвый? Алена села на корточки. Тронула его рукой за голову.

–Эй… Ты…

Мальчик пошевелился под ее теплой, горячей рукой. По-собачьи проскулил:

–У-у-у-у…

Алена швырнула на пол автомат. Схватила мальчика за плечи. Цапнула его голову за подбородок, попыталась поднять, повернуть к себе. Он застонал уже громко, в голос. Тощенький, кожа да кости. Глаза крепко прижмурены. Ясно, жил здесь. Домашние сбежали до наступления. Или всех убили. А его не добили.

Алена выволокла мальчика из-за сундука. Он что-то сказал по-чеченски. «Наверняка хочет пить. Здорово подбили! Везде…» Кровь текла у мальчишки из шеи, из плеча – вторая рана зияла над ключицей, – из ноги. «Хорошо прошили. Всюду. Осколки. Или пули. Все равно. Хорошо, что не в живот. В живот бы – сразу не жилец».

Алена взяла мальчика на руки. Он открыл глаза.

–Зая, – сказал отчетливо. – Зая!

–Это не Зая, – сказала Алена, тепло дыша ему в захолодавшее лицо. – Меня Алена зовут. Не бойся.

Огляделась. Куда бы положить парня? От кровати в углу комнаты остались одни вздернутые, покореженные доски. Перо из разорванных подушек рассыпалось по полу. Она стояла как в белых облаках. Перья летели в нос, щекотали щеки. Алена смешно чихнула. Подбрела с мальчиком на руках опять к сундуку. На сундук его положила. Снаружи выло и рвалось.

Внутри войны остались они одни: она и мальчик.

–Сейчас я тебя перевяжу…

«Быстрей перевязывай, копунья».

Вот простыня. Зубами вцепиться. Порвать на лоскуты.

Алена поддела зубом старое застиранное полотно. «Да нет, никакой это не зажиточный дом. Бельишко старое, парнишка худой, как скелет. Бедняки здесь жили. Легенды про Кавказ… что здесь богатеи одни, буржуи…» Она рвала на бинты простыню и поглядывала на мальчика – не потерял ли сознание. Нет. Дышал. Жил. Еще жил.

–Живи, – сказала Алена глухо, твердо.