Нестер Одоевский не случайно считался едва ли не самым хитрым боярином во всей Думе. Если бы не его природная изворотливость, то он давно бы уже сгинул на плахе вместе с остальными черниговскими князьями или тосковал бы по Москве где-нибудь в далеких лесах Ливонии, а так сумел дослужиться до больших чинов и только однажды был бит государем. Будь он менее хитер, то не сумел бы возвыситься до русского посла в Англии и не догадался бы призвать в помощь Святую Четыредесятницу. Однако князь знал и о том, что даже день Великого Всепрощения не сможет уберечь его от погибели в случае скверного настроения государя, а хуже того, если новость из-за моря будет безрадостной. А потому самое дурное Одоевский решил припасти на конец разговора и поначалу умилостивить самодержца отрадными известиями.
Черниговский князь пять минут не решался разогнуться, а когда наконец посмел, то глянул на Ивана Васильевича лучистым взором.
— Английская королева баба сносная, — начал со значением Нестер, как будто ему доводилось отведать Елизавету Первую, — телесами крута, грудями широка, а как на кровать ляжет, так всю перину займет, — уважительно протянул посол.
Одоевский не без удовольствия вспомнил, что сумел превесело провести две недели на берегу Темзы в огромном замке принцессы Гастингс, где племянница английской королевы сумела показать такое искусство обольщения и страсти, что боярин, искушенный в сластолюбии, с трудом держался на ногах. Едва ли не вся лондонская знать съехалась в замок, чтобы взглянуть на московского гостя. Графини и баронессы воспринимали русского «рыцаря» как экзотику и едва ли не занимали очередь, чтобы украсть у принцессы Гастингс ночь, проведя ее в обществе боярина Одоевского.
— Далее сказывай.
— Только ликом противна, государь, кожу как будто медведь изжевал.
— Это худо… Ну да ладно! С лица воду не пить, была бы женой верной.
— В Англии я с графинями был знаком многими… привечали они меня, — помялся малость посол, раздумывая о том, стоит ли государю рассказывать о своих небольших приключениях, и, глянув в суровое лико государя, понял, что тот не расположен сегодня к веселости, — они мне рассказывали, что Елизавета похотливая баба. Полюбовников меняет чуть не каждую неделю.
— Ишь ты! — сделал удивленное лицо Иван Васильевич. — Ну и это не страшно, сам я тоже не святой. Баб столько перебрал, что ежели их в один ряд поставить, так как раз до Лондона протянутся. А с такой искушенной бабой и вообще будет просто, будет нам чему поучиться друг у друга, — не желал Иван Васильевич отказываться от большого приданого.
Нестер обязан был привезти согласие английской королевы на брак с русским самодержцем, однако этого наказа исполнить не удалось, и вот сейчас он старался отговорить государя от брака с Елизаветой. Князь уже выложил главные свои аргументы, но Иван Васильевич как будто не слышал посла, а это было плохим признаком. Нестер Одоевский почувствовал, как в нос ему ударил запах пеньковой веревки и терпкого мыла.
— Я разговаривал с королевой Елизаветой два часа, — начал осторожно Одоевский, — она просила убедить тебя, Иван Васильевич, будто она очень стара для брака.
— И я не молод, — отмахнулся Иван, — не тот я теперь, чтобы вприпрыжку бегать за молодыми, а старая далеко не уйдет. Ха-ха-ха! Мне теперь по душе не чертовы игрища, а разумные речи и степенные гуляния. Предвижу, князь, что в паре с аглицкой королевой я буду выглядеть неплохо.
Князь Одоевский почувствовал на шее прикосновение грубых волокон.
— Королева Елизавета призналась, что она очень стара, чтобы выходить замуж за такого молодца, как Иван Васильевич, но она может предложить ему свою родственницу… принцессу Гастингс, — выложил князь свой главный аргумент, который позволит сохранить ему остатки царской благосклонности.
— Не желает, стало быть, — нахмурился самодержец. — Видать, придется разорить аглицких купцов большими пошлинами. А принцесса Гастингс хороша?
Нестер Одоевский припомнил ноги принцессы, когда она в минуты наслаждения едва ли не скребла ступнями потолок, и уверенно стал внушать государю:
— Она очень хороша собой, Иван Васильевич, в Лондоне принцесса считается самой красивой девушкой. Королева Елизавета сказала, если Иван Васильевич не возражает против этого брака, тогда пускай высылает в Англию свой портрет.
— Хм… Самая красивая, говоришь. Молодая… Это хорошо. Ежели бы знать, какова она на ложе, не спросишь же у аглицких купцов. — Нестер скромно потупил очи. — Подумать надо, а там, кто знает, может быть, и оженюсь на аглицкой принцессе. Ездишь ты много, князь, всюду бываешь. Вот что ты мне скажи, может, девок где красивых заприметил?