Царский блицкриг. Боже, «попаданца» храни!

— Мы их сомнем с ходу, Трубридж…

— Сэр! Но на мачте уже поднят желтый флаг с черным орлом. Это вроде как царский штандарт!

Нельсон усмехнулся и демонстративно приложил подзорную трубу к выбитому глазу.

— Не вижу императорского флага и сигнала! Эскадре следовать вперед. На первый выстрел русских отвечать всем бортом!

Петергоф

— Пошла писать губерния, — пошутил Миронов. Так уж случилось, что делопроизводители были с «губернскими», а не с коллежскими чинами, и скрипели перьями везде, во всех городах и весях. Оттого который год и ходила по стране эта шутка.

Федор подключил телеграфный аппарат к проводам, которые шли из соседнего здания, где размешались большие, чудовищно тяжелые ящики электрической батареи.

Еще в почтовом училище их всех познакомили первым делом с Лейденской банкой, в которой вырабатывалось электричество. И пустили искру — выглядело впечатляюще, все школяры дружно разинули рты.

А потом пошла учеба, такая интересная и захватывающая, что два года пролетели как один день. Лейденская же банка оказалась примитивной до дури, в сравнении с батареей, что электрическую силу в себе аккумулировала. И на телеграфе долго учили работать, выбивать ключом за один урок тысячи точек и тире без единой ошибки.

А еще им показали в конце обучения лампу, что горела от электричества ярче любой свечи, и секрет величайший — паровую машину с громоздким агрегатом, что ее крутил и то самое электричество вырабатывал. И теперь на каждой станции такие генераторы устанавливают, жаль, что пока медленно, ведь линии прокладывают намного быстрее…

Аппарат зазвенел, и Миронов отринул все мысли — скоро ему принимать передачу, что шла только утром и вечером, а за допущенную ошибку он головой отвечает. Он сам, а не его помощник, губернский регистратор Гришка Пузин, что в училище на прозвище Пузо отзывался.

— Прием пошел, Федор Иванович, — доложил Пузин, предупредительно наклоняясь. «Уважает начальника», — подумалось Миронову, хотя у них разница всего в одну лычку.

Но дело в том, что помощник начальника станции, бывший армейский поручик фон Лямпе, которому добавили третью звездочку коллежского асессора, вот уже как три месяца тяжко болел, страдая от ран, и все ждали, когда он уйдет на положенную пенсию. А на освободившееся место прочили как раз Миронова — и почтовое училище с отличием закончил, и телеграфное отделение, и сейчас обязанности помощника выполняет безукоризненно. Кому ж еще должность предназначена?!

Этого момента Федор ждал с затаенным страхом в душе — а вдруг мимо него пройдет, такое не раз бывало. А ведь помощник — это звездочка титулярного советника в петлицах, подпоручику армейскому равен, офицеру! Как тут не опасаться и в страхе не пребывать?!

Аппарат застрекотал, из него поползла длинная бумажная лента, утыканная точками и росчерками стальной иглы. Федор принимал ее с ножницами в руке, быстро нарезая полоски, а Пузо умело и сноровисто тут же их прижимал к планшету, где тонкими полосками был заранее нанесен клей. А как иначе — за ошибки при расшифровке или передаче телеграмм карали страшно, а потому планшеты хранились год, так что их могли взять для проверки в любое время чиновники из второго отделения царской канцелярии.

— Прием окончен, — чисто по-приказному произнес Федор и уселся за аппарат. Положил руку на ключ и отстукал подтверждение. Затем взял планшет и, смотря в него, стал превращать на листке бумаги знаки в буквы.

Это делалось легко — в училище «телеграфную азбуку» так вбивали в голову, что поднимали любого даже ночью, и тот без заминки, не запинаясь, «переводил» ленту в привычные всем буквы и слова…

Рущук

— Под борт подводи, под борт!

Лисянскому казалось, что матросы во главе с боцманом двигаются чрезвычайно медленно, будто в воде. Шест с угрожающе покачивающейся миной уже выдвинулся на четыре сажени и вошел в воду как раз перед самой галерой. А там царил переполох — турки только сейчас узрели вынырнувший из туманной дымки русский катер.

Но не стреляли — вид корабля, плывшего без весел и парусов, привел магометан в изумление, а этим грех было не воспользоваться.

Раздался легкий толчок, и лейтенант присел в выступающей будочке рубки, обшитой снаружи толстыми железными листами.

Страшная сила отшвырнула катер от его жертвы — высоченный водяной столб взвился в небо у самого борта галеры, и огромная масса воды рухнула сверху, щедро окатив турецких и русских моряков.

— Огонь! Полный назад!

Лисянский звучно отдал приказы, прекрасно понимая, что остались считаные секунды перед тем, как начнется стрельба. И тут же снова присел: почти одновременно прозвучали еще несколько страшных взрывов — шестовые мины русских катеров нашли свои жертвы.

На носу с лихорадочной поспешностью стала выплевывать пули многоствольная картечница, установленная на тумбу и прикрытая железным щитом для защиты расчета.