Царский двухгривенный

Славик не мог понять, зачем папа ей улыбается. На ней висели такие же, как у прислуги Нюры, дешевые стеклянные бусы — «борки». Наверное, живет она в Форштадте, в старинной казачьей семье, где считают зазорным есть ржаной хлеб и помнят времена, когда лихой казак, отправляясь на цареву службу, кланялся коню, чтобы не выдал в бою… Правда, она была стройна, тонка в талии и, судя по полосатой футболке, умела кататься на велосипеде.

— Ты не спектакль смотреть хочешь, — сказала она. — Ты власть свою проверять хочешь.

— Что ты, Олька, — сказал папа. — Какую власть? Ну, не дуйся. Хочешь ириску?

— Иди ты со своей ириской, — и она легонько стукнула отца по руке.

Славик ничего не понимал. Если бы папу осмелилась шлепнуть прислуга Нюра, вышел бы форменный скандал, и мама ее немедленно бы уволила.

А папа взял Ольку под руку и прижал к себе.

Обыкновенно, когда папа ехал в казенной пролетке из управления домой, на худощавом лице его оставалось служебное выражение. Это же служебное выражение он сохранял и садясь к своему куверту, нарушая симметрию ожидающего его обеденного стола.

На этот раз отец улыбался. И как Славик ни был напуган, ему все-таки показалось, что папа немного похож на парня в брюках-клеш, который только что покупал ириски.

— Значит, условились на завтра? — улыбнулся отец Ольке. И взглянул на Славика.

Он взглянул на Славика, узнал его, понял, что его сын у входа в кинематограф торгует ирисками, но от неожиданности и крайнего изумления на лице его все еще держалась улыбка, предназначенная комсомолке по имени Олька.

— Ты что здесь делаешь? — спросил отец, все еще улыбаясь.

Славик молчал. Все, что сегодня происходило, начиная с двух старушек-двойняшек, было похоже на сон. Бесшумно, точно бесплотные тени, промелькнули Коська и Митя…

— Ваня, — спросила Олька. — Кто это?

Улыбка медленно сползала с лица папы.

Он сиял форменную фуражку со значком «топор и якорь», отер большим носовым платком переслежину на лбу.

— Товарищ Ковальчук, — сказал он отчетливо, — не забудьте проверить кальки и позвоните мне завтра в три часа дня.

— Какие кальки? — Она посмотрела на него испуганно.

— Кальки, надвижки, фермы… Какая вы бестолковая… Срочно подберите по номерам и положите в несгораемый шкаф. — Папа ни с того ни с сего рассмеялся и тихо добавил: — Сара Бернара!

— Вот это да! — сказала Олька и быстро пошла в обратную сторону.

Папа обернулся к Славику.

— Скажите пожалуйста! — сказал он. — Ты что же, решил отцу помогать? Зарабатывать?

Славик молчал.

— И давно ты сюда ходишь?

— Один день только, — сказал Славик. — Я больше не буду.

— И много наторговал?

— Пять копеек. И еще три. Восемь копеек. Я больше не буду.

— Молодец. Мне как раз на пиво не хватает. — Хотя он шутил, но на Славика смотрел виновато. — Пойдем домой.

— Я не могу, папа… Мне рубль надо.

— Рубль? Зачем тебе рубль?

— Надо.

— Тебя никто из знакомых не видел?

— Нет.

— Долго же тебе придется здесь торчать, бедняга. — Папа посмотрел на него сочувственно. — Давай так: я плачу рубль и забираю весь товар. Оптом. Получай рубль и ликвидируй свой синдикат. Я забираю у тебя все ириски.

— Так нельзя, папа, — сказал Славик. — Надо — по копейке штука.

— Я же дороже плачу, садовая голова! Ты бы стоял две недели, а тут — рубль сразу.

Славик беспомощно оглянулся. Ни Мити, ни Коськи не было. На углу стояла комсомолка Олька.

— Нет, я так не могу, — твердо сказал Славик. — Таракан велел — копейка штука.

Мимо промчался Коська и крикнул на ходу:

— Отдавай!

— Это кто? — спросил папа. — Директор?

— Нет. Это с нашего двора. Коська.

— А с ним что за шпингалет? Кажется, Митя? Позови-ка их.

Ребята подошли. Коська сказал: «Пламенный привет!» и встал за спину Мити. Коська был франт: кепку носил козырьком на ухо и чубчик прилизывал на лоб. Нос у него был в чернилах.

Папа повторил предложение.

— Отдавай, отдавай… — заторопился Митя. — И коробку отдадим, вместе с крышкой, если за рубль… Знаете, Иван Васильевич, какие сладкие ириски. Закачаешься! Таких сладких ирисок и нету ни у кого…

Коська стал выгребать конфеты из карманов.

— А зачем вам все-таки рубль? — спросил папа.

— У нас Самсон Зорьку загнал, — сказал Славик.

— Какой Самсон?

— Кривой.

— Какую Зорьку?

— Нашу. Нам деньги на выкуп надо.

— Кому надо?

— Таракану… У нас Зорьку Самсон загнал.

— Давай быстрей, — сказал Коська. — Чем крепше нервы, тем ближе цель!

— Скажите пожалуйста! — удивился папа. — И вы думаете, за рубль Самсон отдаст голубку?

— Таракан говорит, отдаст. Таракан знает.

— Вот вам рубль, — папа забрал коробку. — Что же доложить маме? Придется соврать, что купил в пайторге.

— Не надо, — сказал Митя. — Там пять штук не хватает.

— А что делать? Прихожу с коробкой. Мама спрашивает — откуда? Что же мне говорить, что я купил у «Ампира», у собственного сына за целковый? Глупо.

— У ней будет мигрень, — сказал Митя.

— Именно. Представляете: Славик торговал без патента и к тому же спекулировал. Разве это красиво?

— Некрасиво, — согласился Коська. — Надо эти ириски ликвидировать. Чтобы никто не знал. Давайте разделим их на четыре кучи, сшамаем, и прощайте ласковые взоры.