Читаем Царский угодник. Распутин полностью

Распутин не выдержал, захохотал, запрокидывая голову назад и прикрывая рукой рот. Юсупов сидел на стуле и смотрел на него снизу, вверх. По лицу его невозможно было понять, о чём он думает.

А Юсупов думал о том, что пути Господни неисповедимы, швыряет жизнь человека туда и сюда, словно щепку в океане, — невозможно удержаться на одном месте, невозможно предугадать, что произойдёт завтра, и жизнь порою такие сюжеты подкидывает, что никакому господину Толстому невозможно их придумать: вот его жизнь и перехлестнулась с жизнью этого чудовищного человека, завязались узелки, которые невозможно развязать, их надо рубить.

А рубить — это значит... это значит будет кровь.

   — Ну что, Феликс, я так понял, ты согласен мне помогать, — кончив хохотать, проговорил Распутин, вызвав внутри у князя холодную злость: ведь он уже сказал «старцу», что согласен, зачем же повторяться?

   — Согласен, — недрогнувшим голосом произнёс Юсупов.

«Старец» одобрительно склонил голову. Он был сейчас похож на охотника, который с неподдельной нежностью относится к дичи, но тем не менее досадует, если ему редко удаётся нажимать на спусковой крючок ружья, и чем больше дичи он набьёт, тем нежнее будет к ней относиться, вот ведь как, — каждый выстрел рождает в нём не то чтобы торжествующее блаженство или радость, как это бывает у азартных стрелков, — рождает именно нежность.

   — Я доволен тобою, Феликс, — сказал Распутин, — ты не обманул мои ожидания.

   — А что за люди, с которыми вы хотели меня познакомить?

   — Погоди, не торопись, поперёк батьки в пекло не лезь. Всему своё время. Одного из них я, например, зову Тихим. Второго — Блажным. Третьего — Красавцем. Есть Зелёные, их несколько человек, живут они в Швеции.

   — Русские?

   — Нет.

«Немцы, — мелькнуло в голове у Юсупова, — явно немцы. Шпионы или... Шпионы в общем».

   — А в России?

   — И в России Зелёные есть... Только, скорее, они не Зелёные, а Зелёненькие, — усмехнувшись, ответил Распутин, — жидковаты против шведских Зелёных.

Юсупов подумал, что за этими Зелёными и Зелёненькими может быть сокрыта тайна гораздо более страшная, чем та, о которой он догадывался. Выходит, верно говорят, что Распутин через царицу связан с немцами... Юсупов продолжал сидеть с невозмутимым видом.

В это время в дверь раздался резкий хриплый звонок, лицо у Распутина вытянулось, он по-солдатски оправил на себе рубаху, загоняя складки под поясок и собирая их на спине, пробормотал глухо:

   — Подожди меня здесь, Феликс. И не выходи. Если надо, я тебя позову. Ладно?

Он прикрыл дверь кабинета и торопливо проследовал в прихожую, шаг его был неверным, трезвого Распутина неожиданно начало бросать из стороны в сторону, будто он здорово выпил. По дороге «старец» зацепил ногою за стул, с грохотом проволок по полу, и Распутин громко выругался.

В квартиру вошло довольно много людей, судя по голосам, по топоту ног, их было человек семь или восемь. Все — суетливые, быстрые в движениях. Пришедшие гуськом протопали в столовую, с шумом отодвигая стулья, расселись.

   — Может быть, чайку? — ласковым голосом предложил Распутин.

   — Нет, чаи будем распивать потом, — отозвался хмурый жидковатый тенорок, — вначале дело.

   — Дело так дело, кто бы спорил, — недовольно пробормотал Распутин и понизил голос, делаясь почти неслышимым: полминуты назад Юсупов различал всё, сейчас же голоса словно бы ушли в воду.

Он встал и приоткрыл дверь кабинета. «Редкостный мерзавец», — подумал Юсупов о Распутине.

Позже князь Юсупов так напишет о «старце»: «Неограниченное влияние в высших кругах, подобострастное преклонение психически расстроенных женщин, разгул без удержу и развращающая непривычная изнеженность погасили в нём последнюю искру совести, притупили всякую боязнь ответственности. Хитрый, в высшей степени приметливый, он, несомненно, обладал колоссальной силой гипноза. Мне не раз казалось, когда я смотрел ему в глаза, что помимо всех своих пороков, он одержим каким-то внутренним «беснованием», которому он подчиняется, и в силу этого многое делает без всякого участия мысли, а по какому-то наитию, похожему на припадочное состояние. «Бесноватость» сообщает особенную уверенность некоторым его словам и поступкам, а потому люди, не имеющие твёрдых душевных и волевых устоев, легко ему подчиняются. Конечно, и его положение первого советника и друга царской семьи помогает ему порабощать людей, особенно тех, которых ослепляет всякая власть вообще».

Приоткрытая дверь не помогла Юсупову, он ничего не услышал, более того — голоса исчезли вовсе, собравшиеся начали разговаривать шёпотом, достали бумаги. Распутин кинул на стол несколько коротеньких, тупо заточенных карандашей-огрызков, сделал повелительный жест: «Пишите!»

Атмосфера была таинственной, зловещей, в ней отчётливо просматривалось что-то опасное, вызывающее нехорошее ощущение: Юсупов неожиданно почувствовал, что горла его словно бы коснулось лезвие хорошо наточенного ножа.

— Дождались, — неслышно, едва шевеля губами, проговорил он, — теперь всякое отребье будет диктовать царю, как жить России и как жить ему самому. Не-ет, с этим пора кончать.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже