Царский угодник. Распутин

Камердинер кивнул и вновь молча поклонился — этот человек словно бы был лишён речи. Прислуга у великого князя была вышколена донельзя, своего хозяина понимала с полуслова, она вообще научилась не задавать никаких вопросов.

Проницательный Пуришкевич засек некоторые мелочи, которые позволили ему сделать вывод, что прислуга князя была посвящена в заговор, о чём он не замедлил сделать запись в своём дневнике.

Паника началась примерно в десять часов утра семнадцатого декабря. Во дворец к Феликсу Юсупову явился полицмейстер Казанской части генерал Григорьев. Он недавно пошёл на повышение и из полковников превратился в генералы, его подчинённый городовой этого пока не знал.

Юсупов ещё спал. Набросив на себя халат, он прошёл в кабинет, извинился перед генералом за непротокольный вид.

   — Это вы меня извините, князь, за визит в столь ранний час, — сказал Григорьев. — У вас вчера вечером случайно не был в гостях Распутин?

   — Нет, — качнул головой князь. — Он вообще ни разу у меня не был. А что... случилось что-нибудь?

   — Да. Святой отец исчез. И исчезновение его связывают с выстрелами, прозвучавшими нынешней ночью в вашем дворе.

Юсупов удивлённо поднял брови.

   — К сожалению, генерал, у меня взбесилась собака... любимая, замечу, и... — Юсупов поднял два спаренных пальца, указательный и средний, прижатые друг к другу на манер ружейных стволов, дёрнул ими, как от выстрела, — её пришлось прикончить. Вы можете себе представить, генерал, сколько бы беды она наделала, если бы покусала людей?

   — Собака? Это меняет дело. — Григорьев оживился. — Расскажите, пожалуйста, как всё произошло?

   — Вы что, не верите мне, генерал?

   — Верю. Но только у одного из ваших гостей, депутата Государственной думы господина Пуришкевича, было объяснение с городовым, в котором он признался, что убита не собака, а Григорий Ефимович Распутин.

   — Опять этот Распутин! — с досадою воскликнул Юсупов, лихорадочно соображая, как быть, что же сказать генералу. — Да, у меня действительно ночью были гости, в том числе и Пуришкевич, которого вы только что упомянули... Был великий князь Дмитрий Павлович, ещё кое-кто...

   — Кто? — быстро спросил генерал, почувствовав, что Юсупов на этом намерен ограничить список гостей. — А, Феликс Феликсович?

   — На этот вопрос я не могу ответить вам, генерал. Ей-богу! Дело само по себе пустяковое, но, как я вижу, оно может принять серьёзный оборот. А мои друзья — люди женатые, семейные, они могут здорово пострадать. Так что, генерал, увольте! Пуришкевич же, объясняясь с городовым, действительно сказал, что убил Распутина. Сделал он это, во-первых, потому, что мы Распутиным звали собаку, а во-вторых, для него что Распутин, что собака — одно и то же. И он, замечу, в этом суждении не одинок.

Минут через пятнадцать Григорьев уехал, а Юсупов приказал привести одну из охотничьих собак, живших у него в пристройке, — длинноногую борзую, незаменимую на охоте, очень дорогую, — застрелить её и уложить на то место, где лежал Распутин.

Собаку ему было жаль до слёз, но делать было нечего: собственное спокойствие значило больше, чем любимая собака.

Едва Григорьев уехал, как позвонила Муня Головина, с которой Юсупов находился в самых добрых отношениях. Голос — высокий, натянутый, будто струна, со слезой.

   — Что вы сделали с Григорием Ефимовичем?

   — С Григорием Ефимовичем? С Распутиным, что ли? Что за странный вопрос? И вообще, что я мог с ним сделать? Ничего, естественно.

   — Как? Разве он вчера не был у вас? — Голос Муни натянулся ещё больше.

   — Нет.

   — А императрица и Аня Вырубова считают, что он был у вас ночью и вы убили его.

   — Нет. Чего нет, того нет, — проговорил озадаченный Юсупов — упоминание имени императрицы подействовало на него, — повесил трубку.

«Неужели вся раскрутка происходит из-за этих двух дураков, из-за городового и Пуришкевича? Ах, какая непростительная штука — откровения с полицейскими! Тоже мне, нашёл собеседника! Ну Пуришкевич!»

Он прошёлся неспешным шагом по всей ночной истории, вспоминая детали, мелочи, то самое, почти неприметное, на что в горячке мог не обратить внимания, а раз это было так, то внимание надо было обязательно обратить сейчас. Ошибки, конечно, были допущены, и их полно, но они не такие крупные, чтобы немедленно кидаться на их исправление, да и что можно исправить, когда всё осталось позади? «Может, кто-то из филёров притопал следом за нами прямо во дворец?» Откуда такая утечка информации? Только от городового?

Изнутри подкатила усталость, что-то холодное, вызывающее болезненные ощущения, в сердце лопнул колючий железный пузырёк и словно бы сделал дырку. Юсупов охнул и поморщился от боли.