Читаем Царский венец полностью

«1. Кадриль с Павлом. 2. Кадриль с Костей. 3. Кадриль с Сергеем. 4. Котильон с Ники. 5. Мазурка с Сергеем. Круговые танцы с: Дерфельдау, Костей, Павлом, Ники, Толей, Талоном, Шиллингом», — записала она после в дневнике. Ах, почему нельзя танцевать только с Ники, только лишь с Ники...

У девушки едва не кружилась голова, когда она бросала взгляд на высокие, словно в великих соборах богато украшенные потолки царского здания. На всех лестницах, возле каждой двери огромного дворца застыли конвойные — русские великаны: конногвардейцы, казаки, кавалергарды.

Разноцветный мрамор, малахит и яшма, позолота и хрусталь, огромные люстры и множество высоких зеркал, зелень экзотических растений из Крыма, охапки роз, тюльпанов, сирени из оранжерей Царского Села... Всё это блистало и пестрело перед взором ошеломлённой принцессы, заставляя её мучительно краснеть от чувства неловкости, от мысли, что она чужая здесь, в этом великолепии, которое должно казаться таким привычным и естественным цесаревичу Николаю... Ей показалось слишком простым её чудесное белое платье по сравнению с рубиновым и лиловым бархатом, с серебром и золотом парчи одеяний придворных дам. Девушка уже заметила пару полунасмешливых-полусострадательных взглядов, брошенных на неё дамами, чувствовавшими себя, по всей видимости, на императорском балу как рыбы в воде. И от этого Аликс смутилась ещё сильнее.

Но тут на помощь пришёл цесаревич Николай. Его притягательная улыбка на открытом, лишённом и тени важности лице, полная любви и нежности, говорила: «Всё хорошо, дорогая Аликс, не робейте, ничего не бойтесь. Я с вами!» Он был здесь — тот, кого она полюбила, он ободрял её своим добрым любящим взглядом — и этого оказалось достаточно, чтобы принцесса понемногу оправилась от смущения. Во всём облике Николая было столько простоты и чистоты, выделявших его из всей блистательной толпы великих князей, заграничных принцев, сановников, придворных, дипломатов, военных, что Аликс не могла не убедиться: его душа тоже не здесь, но в мире более простых и сердечных вещей.

В Зимнем дворце проходили концертные вечера, великая княгиня Елизавета часто ездила со своими родственниками в оперу и балет. После обеда все отправлялись на модный в ту пору каток в Таврическом саду, где молодёжь каталась на коньках или на санях с ледяных гор. Всё это несказанно радовало юные сердца. Аликс получала огромное удовольствие — белый снег русской зимы и звёздно-синее небо отражались в её сияющих глазах и чарующей улыбке. Но всё же непроходящая застенчивость по-прежнему мешала ей легко сходиться с людьми.

Визиты, катания на коньках, чаепития, недомогания, вновь головная боль, опять визиты и вечера — всё это слилось в одну пёструю маленькую жизнь, в который главенствовал, над которой возвышался русский царевич, ещё не царь великой страны, но уже самодержавный властитель любящего, чуткого и преданного девичьего сердца.

Герцог Людвиг IV также получал огромное удовольствие, охотясь в компании с императором на медведей. Все были настолько довольны этим чудным временем, что отложили свой отъезд до Великого поста. По обычаю, в последнее воскресенье масленицы провожали зиму. В Александровском дворце был устроен небольшой вечер, на который были приглашены лишь самые близкие императору люди. На обеденном столе стояло традиционное блюдо русской масленицы — блины, которые полагалось есть со свежей икрой.

Благостное спокойствие первой недели Великого поста после целой вереницы шумных и блестящих праздников было очень близко душе Аликс. Никто не посещал в это время никаких увеселительных и развлекательных мест. Театры закрыты. Покаянный канон глубоко тронул созерцательную душу принцессы. И она всегда с особым удовольствием вспоминала эти последние недели в Петербурге — может быть, ещё и потому, что в это время она чаще встречалась с цесаревичем в спокойной обстановке.

И вот отъезд, разрушавший эту маленькую жизнь и уносивший молодую принцессу к родному дому с осознанием того, что она уже жаждет другого дома и вне его никогда не будет счастлива. В глазах Ники она читала то, что произнесли однажды его губы: любовь его будет неизменной, и придёт день, когда они навсегда свяжут свои судьбы. Аликс уезжала окрылённая и опечаленная, влюблённая и уже тоскующая; смесь самых противоречивых и сильных чувств непривычно переполняла сердце. Но он уже был в её жизни, и Аликс знала: он не уйдёт. Её любовь его не отпустит. Никогда.

<p><strong>Глава пятая</strong></p><p><strong>БОРЬБА ЗА ЛЮБОВЬ.</strong></p><p><strong>1889 — начало 1890-х годов</strong></p>Государь император Александр Александрович выслушал сынас досадливым удивлением. Почему-то очень часто именнородные и близкие люди отказываются понять в трудные моменты.

— Но, Ники, ты ещё очень молод. И почему именно эта принцесса?

— Я люблю её, папа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза