Царский венец

Мрачные тучи начали сгущаться над царской семьёй. Если раньше главным врагом была скука, то теперь можно было вполне ожидать и людской вражды, и всё чаще вспоминались последние месяцы в Царском Селе с бесконечными унижениями. Влияние большевизма стало ощущаться и в Тобольске. Солдаты революционно настроенного второго полка, почувствовав себя хозяевами жизни, наглели с каждым днём всё сильнее. И вот однажды изумлённый Николай Александрович узнал, что солдатский комитет запретил всем офицерам носить погоны, и, стало быть, снять погоны обязаны были и бывший царь, и бывший наследник престола. Полковничьи погоны, те, что были пожалованы императором Александром III цесаревичу Николаю... Государь Николай так навсегда и остался полковником, потому что сам себе звания он присваивать не хотел. И вот теперь солдаты, его бывшие солдаты готовы сорвать дарованные отцом погоны с его плеч...

Нечто подобное переживал и бывший цесаревич, кажется, даже сильнее, чем отец.

— Папа, я не сниму погоны, — тихо произнёс ребёнок. И вновь в его больших глазах явился тот особый блеск, который всё чаще теперь можно было наблюдать в его взгляде — взгляде наследника, взгляде власть имущего. Мальчик рос, думал, вникал во всё окружающее и делал выводы, которые оставались скрытыми от всех.

— Мы не снимем погоны, Алексей, — ответил бывший император, с некоторым изумлением глядя на повзрослевшего сына.

Полковник Кобылинский передал солдатам решение царя. Это вызвало бурное возмущение.

— Николашка нынче нам должен подчиняться!

— Однако же... — растерялся Кобылинский, — нельзя таким образом унижать бывшего императора, всё-таки он родственник короля Англии, императора Германии...

Солдаты разразились грубым хохотом и закричали, что им теперь плевать на всех королей и императоров.

— Но государь не хочет подчиняться вашему решению, — упрямо возражал Кобылинский.

— Не снимет — сами сорвём.

— Сорвёте — по физиономии получите, — вышел из себя полковник.

Солдаты вскипели.

— Тогда и он получит.

Кобылинский плюнул. Пошёл к Николаю Александровичу.

— Простите меня, Ваше Величество, больше я не в силах это выносить, я полностью потерял власть над этими людьми. Больше не могу быть вам полезен, у меня не выдерживают нервы, поэтому я подаю в отставку.

И тут «последний друг» государя почувствовал успокаивающую руку на плече, поднял взгляд. Глаза его встретились с прекрасными глазами бывшего императора, полными слёз.

— Евгений Степанович, прошу вас! Ради моей семьи — останьтесь. Вы столько сделали для нас, не уходите вот так.

Евгений Степанович почувствовал, как император заключил его в объятия, — почувствовал, потому что сам ничего не видел от слёз.

— Я останусь, Ваше Величество...

Решили с солдатским комитетом не ссориться. Но Алексей стал накидывать теперь на плечи черкесскую бурку, а погоны всё равно не снял...

Александра Фёдоровна умела быть спокойной, даже когда вокруг было неспокойно. Благодарное сердце находило отраду в самых неприятных ситуациях. Государыня радовалась тому, что эта ледяная сибирская зима, принёсшая ей из-за сковывающего дом холода столько неудобств, оказалась счастливой для её сына, который пока, слава Богу, ничем не заболел.

Вот сейчас, придвигаясь ближе к камину, который ничуть не помогал обогреть заледеневший дом, — температура в нём почти никогда не поднималась выше +7 градусов — императрица пыталась вязать еле двигающимися пальцами. Зябко кутаясь в плед, Александра Фёдоровна изредка взглядывала в окно и задерживала взор на своём мальчике. Довольный, румяный, в валенках, набитых снегом, — ему, видимо, жарко в тёплой шубке, — он хохочет, лихо съезжая с горки вместе с младшими сёстрами. Дети падают, барахтаются в снегу. Сколько радости доставила эта горка, с которой даже старшие царевны, взрослые барышни, вовсе не считали зазорным кататься. А с каким весельем сооружали эту горку! Алексей, не умолкая, тараторил матери по вечерам о том, как папа, Жильяр, сёстры и, конечно же, он сам таскали воду во двор — морозы были лютые, и вода даже застывала в вёдрах. Снега было много, и гора получалась высокая, мгновенно затвердевала. Одно плохо было: вода выливалась на руки, пальцы тут же стыли, приходилось их оттирать. Но и это никого не смущало, всё равно все были счастливы. Для нынешней жизни снежная горка во дворе — целое событие. И поэтому государыня, благодаря Бога за всё, молилась, чтоб только не было хуже.