Читаем Царский венец полностью

Снежная осень в Тобольске была подобна зиме, темнело

непривычно рано, похолодало весьма существенно.

И вместе с зимним холодом в душу свергнутого императора

пришло почти что отчаяние. Шаткие надежды на то, что

Временное правительство сумеет-таки выправить положение

в стране, рухнули окончательно. Совершился переворот,

и Россия оказалась во власти большевиков.


Что происходит в стране, Николай толком знать не мог: газеты и журналы продолжали поступать с перебоями. Знал он только одно: власть захватили предатели. И это было страшнее всего — то, что уже произошло, и он уже перестал ожидать худшего! Жить с этим было невозможно — но жить было нужно. Столько, сколько осталось... много ли?

Да, жизнь продолжалась, несмотря ни на что. Сибирская зима принесла с собой не только лютые морозы, но и новые развлечения, и главное, свежее предчувствие одного из любимейших праздников православного человека — Рождества Христова. «Скоро Рождество!» — эти два слова блестели искорками на свежих пуховых сугробах, звенели звонкими льдинками, ощущались в бодрящем морозном воздухе. Конечно же, узников ждало не то Рождество, что раньше. Но разве так важны роскошь подарков и сверкание ёлки, когда Праздника ждёт само сердце — жаждет приобщения к сокровенной и прекрасной его сути: Христос родился в мир!

В доме Корнилова, где жили преданные семье люди, последовавшие за ней в Сибирь, стояла у окна большой и светлой комнаты девушка и, не отрываясь, смотрела на дом, где жила царская семья. Звали девушку Таня, и Таня мечтала нынче о том, что встретит Рождество вместе с Их Величествами. Её отец, доктор Боткин, жил на втором этаже дома Корнилова. Таню это не радовало, потому что на втором этаже также размещались и Панкратов с Никольским. Оба они ей чрезвычайно не нравились.

Глядя, как блестит снег, обильно покрывший двор перед «Домом свободы», Таня вспоминала свой приезд к отцу, доктору Боткину. Тогда она увидела впервые после своего прибытия царскую семью — из этого же окна. Навсегда врезалась в память крепкая фигура государя в солдатской шинели, который быстро ходил взад и вперёд — ему явно не хватало места для прогулки, но он всё равно использовал небольшое пространство, чтобы хоть какое-то время находиться в движении. Стараясь шагать так же быстро, за отцом едва поспевали старшие дочери, о чём-то беседующие с ним. Мария и Анастасия, сидя на внутреннем заборе, весело болтали с солдатами.

— Почему такая несправедливость? — вслух произнесла Татьяна Боткина, глядя сейчас на пустую площадку. — Почему лучшие на свете люди в заточении, а такие отвратительные, как Никольский и этот Панкратов, старый ворон, теперь распоряжаются всем?

Девушка вздохнула и отошла от окна. В комнате стояли диванчик и стул, присланный великой княжной Ольгой. До этого старшая царевна несколько раз интересовалась, есть ли у Тани мягкая мебель. Две подушки, вышитые Александрой Фёдоровной и Марией, украшали диванчик. Глядя на них, Таня растрогалась ещё сильнее и даже всплакнула. Как хотелось ей лично поблагодарить государыню и её дочерей! Но, увы, все её надежды повидаться с семьёй были разбиты. Солдатский комитет, который создали солдаты второго полка, несмотря на отчаянное противодействие полковника Кобылинского, запретил детям доктора Боткина, Тане и Глебу, появляться в доме, где жили царственные узники. Таня безумно завидовала Жильяру, жившему с Их Высочествами. Было очень-очень обидно, ведь никаких оснований у солдат не допускать их в «Дом свободы» не было — хотели просто показать свою новоприобретённую власть.

— Ну, ничего, — подумала Таня, вытирая слёзы. — На Рождество должны отпустить.

А к Рождеству меж тем готовились, как всегда, задолго до праздника. И вот стоит нынче в гостиной молодая мохнатая ель. Хороши сибирские ели! Слава Богу за всё! Вечером в сочельник священник совершил богослужение на дому. После службы собрались все вместе: и царская семья, и свита, и слуги. Каждый получил от царицы и дочерей вязаные жилеты и красиво, талантливо раскрашенные закладки для книг — все четыре великие княжны имели талант к рисованию. Несколько недель готовились эти нехитрые подарки.

В доме же Корнилова Таня и Глеб Боткины с утра переживали горькую обиду. Даже на праздник не пустили их к царской семье! Таня, узнав об этом сегодня утром, уже не стесняясь, плакала. Плакала до тех пор, пока не пришёл слуга от Александры Фёдоровны. А вместе с ним в жилище Боткиных вдруг появилась пушистая ель. Можно было ничего и не объяснять — Таня и Глеб хорошо знали государыню, чтобы сразу понять: праздничное дерево её подарок. К ёлке прилагалось несколько свёртков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза