Царский витязь. Том 1

Когда объявили торг и народ потянулся на Дальний исад, Эльбиз впору сделалось запирать. Впрочем, Ознобиша драных рукавиц не поставил бы в кон за то, что царевну удержит даже замо́к. Воевода Сеггар прислал Невлину грамотку. Испрашивал встречи с царятами. Эрелису про то вчера вечером донёс Серьга, узнавший от всеведущих слуг. Мыслимо ли ждать позволения, мыслимо ли покориться отказу! Очень, кстати, возможному. С Невлина станется воспретить наглядышам выход даже в «Сорочье гнездо», и даже с охраной. А дружину кто ж пустит дальше кружала?..

Да ещё когда их возле города сразу две!

Эльбиз кусала губы, держась за руку Ознобиши. Тянула шею, заглядывала вперёд. Бегом помчалась бы, да нельзя.

Недовольный дядька, сопровождаемый двумя бабами, тянул санки с товаром. Сразу видно – семья была опытна в кощейской торговле. Оснастили короб с одного боку полозьями, с другого – парой колёс. Как удобней, так и вези. Доехал, ставь на попа́, отворяй крышку, покупщиков зазывай!

– Рыба онамедни уходила почём?

– По три денежки.

– А головы? За мешок?

– По две полушки.

– А верно бают, что у Дюдени с Затыльной гряды один мешок взрезали, глядь, с испода льду ради тяжести наморожено? И будто палками бились до синяков?

– Какое палками! В топоры кинулись.

– Ох, кощеи лютые… И что?

– А то, что гайдияровичи, хвала им, не попустили крови пролиться.

– Эй, мезонька! – это относилось уже к царевне Эльбиз. – Отрыщь-ка подалее! Нам возле нашего товара чужие пальцы не надобны!

«Братишки» живо прянули в сторону. Понятно, выскирегские уличники плохо лежавшего не пропускали, но праздных намёков терпеть было негоже. Ознобиша ответил, по обыкновению, за двоих:

– Кто голодным не даёт, с торга всё назад везёт!

Склочной бабе предстояло пожалеть, что с ним зацепилась… но в это время плавное течение людского ручья взялось вихрями.

Словно тяжёлый чёлн, рассекающий ряску и камыши, толпу возмутили два с лишком десятка бегущих порядчиков.

– Берегись! Сторонись!..

Люди уворачивались кто как успел. Падали в толкотне, ползали у опрокинутых санок, силились подгрести выпавшее добро. Сглазил барышников оговорённый мезонька! Неведомо как витало уже понимание: нынче не судьба прибытки считать.

Толпа опять всколыхнулась.

Впереди, под разбитыми башнями островов, рождалось чужое движение. Куда грозней за́верти, оставленной пролетевшими порядчиками. Те что! Отшвырнули дюжину коробов и корзин. Они что ни день на исаде их перевёртывают. Обтёр животки́, отряхнулся, дальше пошёл…

Сейчас впереди затевалось что-то страшное. Кровь, смерть!

Народишко оттуда не просто бежал. Пытался спастись.

От чего? За людскими спинами поди разгляди!

Но зря ли Ознобиша с царевной вместе лазили заповедными норами Выскирега! Он выставил колено. Эльбиз вспрыгнула, он подхватил. Девушка совсем ненадолго высунулась над головами.

С широкого поля, даже не нагибаясь за сбитыми шапками, удирали последние барышники и кощеи. Ибо там под боевыми знамёнами, с оружием наголо, молча и неотвратимо сходились две воинские дружины.

Одна в красных налатниках, другая в белых с чёрным.

Не часто такое бывает.

Но когда уж случается, никто не захочет оказаться посередине. Потому что хуже подобной схватки – только новая Беда. И то если подгадаешь в самое пекло.

…Железная была больше.

…Царская – пылала неистовой яростью, обжигавшей даже на расстоянии. И каждый воин её – опытный глаз это видел издалека – стоил нескольких ялмаковичей. Не исключая самого маленького витязя, что, пригнувшись, как будто не шёл – плыл, стелился рядом с вождём. Беловолосый, пренебрёгший и шеломом, и железной рубашкой. С каждым шагом этот воин всё ниже припадал к снегу, сжимаясь одной страшной пружиной. Ещё чуть, и взовьётся, разворачиваясь гибельным вихорем, и…

Ознобиша увидел: один молодой порядчик из тыльных замедлил шаг. Потом вовсе отвернул, преступая роту, покидая отряд. Сорвал, бросил полосатый налатник…

Хорошо в расправе служить. А живу быть – лучше!

Тягуна не заметили, некогда было. Почти безнадёжно опаздывая, порядчики на бегу перестраивались клинышком. В самом острие посвечивала царским золотом непокрытая голова.

Гайдияр!

Вожак – половина отряда. Тонкий клинышек одолевал последние сажени. Бесстрашно влагался меж наковальней и молотом.

Люди, стиснувшие двух бедно одетых подростков, начали оглядываться, лезть друг другу на плечи. Что, что там?

– Куда сунулся, оттябель!.. – вполголоса ругалась царевна. – Если дядя Сеггар клич кинул…

Гайдияр стоял посередине, разметав руки. Хрупкий распор, бессильный удержать стронувшуюся лавину. Царевич что-то кричал. Срывал голос. Взывал к одному воеводе, к другому. Всё без толку. Сейчас дружины схлестнутся. Играючи расшвыряют порядчиков, сметут Гайдияра. А чья рука первее ударит, не постыдится праведной крови – ищи ветра в поле!

– Люди добрые! Что делается? – слышались голоса. – Что будет?

Ознобиша переглянулся с Эльбиз.

Будет вот что.

Людской ход, густо протянувшийся через бухту, не разбирая дороги хлынет обратно и сам себя на четверть потопчет.