Царский витязь. Том 1

Задворками крикливого исада снова пробирались двое подростков. Один – в строгом кафтанце красно-бурого шегардайского сукна, пепельная голова успела примелькаться на улицах Выскирега. Пареньку кланялись, он уважительно отвечал. Товарищу молодого райцы доставалось меньше почёта. Мальчонка в ветхом колпачке, сползшем на самый нос, выглядел чуть опрятней таких же уличников, юривших по торговым рядам. Даром ли мезоньки как из земли вырастали всюду, где проходили господин и слуга. Одни просто тянулись за «дикомытом», другие подскакивали, начинали торопливо рассказывать. Иногда райца кивал. Тогда служка развязывал плетёный кошель, наделял удачливых угощением. Вяленой рыбёшкой, куском сухаря.

– Зря пошла, – подгадав местечко потише, сказал Ознобиша. – Вдруг что? Мой урок, мой ответ…

Оружейники, люди почтенного ремесла, трудились опричь продутого сквозными ветрами исада. Ознобиша и царевна спускались с крова на кров, с жилья на жильё. Мысленное писало знай меняло листы, пополняя густую сеть прогонов и сходов.

– Чему улыбаешься? – спросила царевна.

– Начертание Коряжина для дорожных людей переписать хочу. Или пусть мезоньки гостей водят, пропитание промышляют?

Оставив людную улицу, господин со служкой проникли в извилистый ход. Он не годился нарядным сановитым мужам, но путь сокращал заметно.

– Людям верить, в Шегардае тоже голытьбы бездомной полно, – задумчиво проговорила Эльбиз. – Камышнички прозываются.

Ознобиша снова улыбнулся чему-то.

– Вчера мы новые ложки в котле были, небось уже другие наспели. Может, даже этой весной за ними поезд пошлют. Или следующей.

– Сюда не досягнут, – отмолвила царевна сквозь зубы. – А успеет брат в Шегардае сесть, и туда путь возбранит!

Она привычно спускалась, цепляя захватанные выступы стен. Было тесно и темно, лишь под ногами рдело, медленно разгоралось пятнышко неяркого света. Скальная глубина всё отчётливей перекликалась стуком и звоном, токи воздуха отдавали железной окалиной.

– Возбранить недолго, – сказал Ознобиша. – Одна беда, уличных воришек с тех запретов меньше не станет.

«Меня другом зовёшь, а я ведь моранич. И Космохвоста, твоего второго отца, на воинском пути обучали…»

Царевна подслушала его мысли:

– Добрый царь Аодх не Лихаря мечтал видеть, когда котёл наряжал!

Ознобиша первым выбрался в широкую наклонную улицу, снабжённую отлогими ступенями для пеших и гладкими желобами для тележных колёс. По потолку бродили жаркие отсветы, впереди бодро лязгало и звенело, слышались голоса. Ремесленные ножевщиков начинались за поворотом.

Стены, как почти всюду в Выскиреге, были густо разрисованы. Воины с занесёнными копьями, храбрые мореходы, спасающие пышногрудых прелестниц. Лохматые пленники… рыбомужи в объятиях таинственных птицедев… Озорные, временами даровитые руки не жалели рудянки, празелени, угля. Пятнами выделялись вчерашние поновления. Ознобиша переглянулся с царевной, оба заулыбались. Гайдиярово исступление пребывало у всего города на устах. Здесь, где редко появлялись порядчики и вовсе никогда не бывала госпожа Харавон, деяние царевича восславили подробно и от души.

Ознобиша верно подгадал время. Народу в прогоне было немного. Сверху, занятые беседой, шли две бабы с корзинами. Пройдут, снова станет безлюдно.

Эльбиз присмотрелась к маленькому рисунку. Закат на Кияне, венец лучей над тонущим солнцем… Паруса кораблей, кружевные окаёмки Зелёного Ожерелья… Рисунок был безыскусный, поблёкший, но весёлыми новинами почему-то не перекрытый.

Костяной перестук побудил обернуться. Напротив под стеной теплился светильник, рядом сидела женщина. Увлёкшись росписями, ребята её не сразу заметили.

Царевне вдруг показалось – огонь метнул по стенам зелёные отсветы, верную остерёжку о присутствии потустороннего. Эльбиз моргнула, нахмурилась… Нет. Померещилось.

Женщина была простоволосая по обычаю жриц и гадалок. Седеющие русые пряди раскинулись по плечам, глаза прятала шёлковая повязка. Рука ворошила в мисочке гремучие козны. На облупленных гранях мелькали письмена вроде тех, что хотел видеть на клинке Ветер.

Всех рыночных пророчиц Ознобиша давно знал, эта была чужая. Отколь забрела, о чём повздорила с товарками – поди знай! Бабы с корзинами её миновали, чуть ноги не отдавив. Ознобиша придержал шаг, наклонился:

– Ты вряд ли доищешься здесь заработка, ясновидица. Здешние насельники – ремесленный люд, привыкший день за днём мостить путь вперёд. Им прорицания ни к чему.

– Если хочешь, на обратном пути мы проводим тебя к торговым рядам, – добавила Эльбиз. – Там много охочих будущего дознаться.

Гадалка склонила голову к плечу. Улыбнулась:

– Я, детушки, не заработка дожидаюсь, но встречи, что позабавила бы меня… Вот сестрица, готовая обморо́чить братца. И правдивый судья, намеренный осудить несудимого. Мне ли жаловаться на скуку?

Друзья переглянулись.

– Ты, тётка, ври, да честь помни, – остерегла Эльбиз. – Чтобы я брата взялась обходить? Не дождёшься!

– Пошли, – сказал Ознобиша.

«Несудимого осудить… Вот ещё! Славе государя урон, мне – опала бессрочная…»