Царский витязь. Том 2

Воевода Сеггар долго молчал. Смотрел на кожаный тиснёный узор. То ли прощался, то ли здоровался.

– Кончилось сиротство, – глухо выговорил он наконец и отдал Светелу короб.

Костёр с шорохом обрушился внутрь себя. Искры понеслись огненной стаей, дырявя белое покрывало тащихи. Ильгра держала шлем воеводы, наполненный брагой. Витязи подходили один за другим, каждый в очередь колол себе руку, ронял в братский напиток капельку крови.

Когда тёплые остатки золы собрали в горшочек и привязали к вершине кола, вбитого в твёрдый снег, – Светелу оказалась вручена ещё одна честь, да немаленькая. Ему доверили идти самым последним. Перед ним, таща гружёные саночки, побежал новый отрок. Спустя время кликнули привал, и вот уже Хвойка настружил рыбы, поднёс Светелу. Робко поименовал «дяденькой»…

Светел чуть не отмахнулся. Спохватившись, принял почёт. Мало ли что самого опоясали полдня назад. Он-то знал, какую на самом деле это прокладывало черту. А и недосуг было про Хвойку раздумывать! Светел набрался решимости, бочком подступил к Ильгре, кашлянул.

– Государыня первая витяжница…

Девушка обернулась. Он впервые увидел: глаза у неё были серые. Тёмными и светлыми лучиками от зрачка. Почему прежде не замечал? Впервые не потупился, вот и заметил.

Она перекинула косу на грудь, белым пушистым кончиком обвела его щёку:

– Меня, если помнишь, Ильгрой люди хвалят.

– Ильгра, – повторил он неловко. Тронул пояс, только начавший осаживаться по телу. – Я, получается, Крылу вроде наследник… А судьбы́ его доселе не ведаю. Дядя Летень сказывал, да немного.

Ильгра бросила в рот последние стружки. Ей доставалась такая же богатая доля, что воеводе. Светелу ли того было не знать.

– Стало быть, слышал, – ровным голосом ответила она, – как Крылу Лишень-Раз вот этими гуслями пясть пробил.

Торожиха, палаточные ряды, волчий взгляд воеводы… страшная сила, необъяснимо сквозившая в каждом движении. Жуткое виде́ние долгой, белой, выхоленной пясти Крыла, превращённой в кровавую ветошь. Живот скрутило узлом.

– Тяжко покалечил?.. – выдавил Светел.

– Две косточки перебил.

– А… на которой?

– На левой.

Какой вроде спрос с бряцающей руки левши! Деревенскому увальню вроде Светела на ней один палец оставь, и того хватит девок забавлять на беседах. Крыло, в чьём присутствии другие гусляры струн не смели касаться… ну, кроме одного дурака… Крыло этими перстами небывалые подцепы творил, дивные переборы выхаживал. Щёкот соловьиный, посвист перьев сокольих, разговор человеческий!..

Светел двинул плечами, заново ощутив вес ножен. Обя́зи мечей были руками павшего гусляра, лежавшими на плечах.

– Как же он, госу… Ильгра. Как дался в обиду, коли витязем был?

«Да ещё оберучным… А тогда в Торожихе воином почему не казался?»

Ильгра усмехнулась.

– Даже воина врасплох можно застать. От кого пагубы не ждёшь, от того и примешь её. А Ялмак… На кого Ялмак замахнётся, жив не уходит. Притом Крыло ещё и витяжество сложил, нас оставляя.

Светел даже не знал, что такое возможно.

– Беречься, что ли, начал в бою?..

Из уст вчерашнего «пасоки» прозвучало нехорошо. Без уважения. Ильгра отмолвила, помолчав:

– Ты, дурак, много ли о совести воинской знаешь?

– Нам негоже алкать серебро в кошелёк, золотую парчу и узорчатый шёлк, – обрадованно взялся перечислять Светел. – Коль наградою честь, для чего и казна…. да прославятся братьев моих имена…

Хотел продолжать. Ильгра остановила.

– На корысти Ялмак оскоромился, знамя в грязь уронил. Жаль, знатный был воевода.

Светел понял, к чему клонила наставница. Сжал кулаки, разжал.

– А Крыло?

– Крыла иная жадность борола. Он родился на свет, чтобы слагать великие песни… и хотел великую славу в людях стяжать. – Ильгра задумчиво поиграла концом косы, схваченной вместо яркой ленты мужским кожаным репейком. – И вот что странно, ребятище. Чем больше слава, тем тесней в ней человеку. Другим уже нет места рядом, братское житие в тягость становится. А ведь Сеггар его, родства не знавшего, вырастил. Мечами вот этими опоясал. Сам целый год вполсыта ел и нам велел, но чу́дные гусли у делателя купил. – Помолчала, добавила: – Слышали мы… как пустился Крыло опричной доли искать, ни песни толковой больше не спел.

Привал завершался, дружина помалу выстраивалась походным порядком. Ладони на плечах Светела изрядно потяжелели. Теперь это были руки Неуступа, полные отцовской надежды. Светел всё же спросил:

– А после что было? Дядя Летень только помнит, как обратно Крыла привёл.

– А дальше я ему косточки вправила. Лубок привила, чтоб верней зажило. Чтоб персты веселей прежнего по струнам гуляли… Это я его ободрить хотела, да, видно, не в час молвила.

Светел пробормотал:

– Он и с худой рукой лучше многих здоровых играл бы…

– Вот этого, Незамаюшка, он и убоялся. Одним из многих стать… Отлучилась я, а он боевые жилы себе вскрыл. Вдруг гусли соловьиными голосами больше не запоют? Вдруг славу мирскую пережить доведётся?.. Стал Крылу могилой Киян, по молитве Сеггара трещину во льдах отворил…