Царское дело

И больше они никаких разговоров ни про царя, ни про цесаря не заводили. Ни вообще про шахматы. И даже про Родьку тоже нет. Да и что было про Родьку заводить, если его в Москве уже не было. Его же записали толмачом и увезли вместе с посольством в Крым, к крымскому хану Гирею. А Крым — это ого! Ададуров однажды рассказывал, что Родька там не столько посольские речи толкует (да и как ему их толковать?), сколько играет с ханом в шахматы и, когда надо выигрывает, а когда надо (и чаще) проигрывает, а его за это крымчаки поят вином. И поят так щедро, что он ехать обратно и не думает. Вот что Ададуров рассказывал, а сам при этом ухмылялся. А чего ему не ухмыляться! Ему же той же весной, только Феодора на царство возвели, четыре деревеньки приписали, все четыре под Москвой и все богатые, а в Думе он, хоть и остался, как и был, обычным думным дворянином, но сидит по правую от Годунова руку и, когда ему кивнут, грозно на бояр покрикивает, а те ему в ответ молчат. Маркел однажды не сдержался и дома за ужином сказал вполголоса:

— За три волоска и один ноготь все это…

— Что, что? — переспросила Параска.

— Молчи, вот что! — строго ответил ей Маркел. — Не наше это дело. Царское! — а после еще на Нюську строго глянул.

И они молчат. Живут не венчано, но дружно и ждут известий из города Вендена. Известий пока нет никаких. И они дальше живут себе и ни про царя, ни про шахматы не поминают. Живут зажиточно. Как вдруг…

Но это уже другая истории, и мы ее расскажем в следующий раз.