– Так вот, была у них большая семья, а жили в маленьком домишке… Тётя Зоя, старшая дочка, вышла замуж, рядом дом поставили. Другие дети в город уехали, родители умерли. Остались в доме два брата. Один женился, дети у них пошли. Второму показалось тесно: вроде как братнина семья слишком много места занимает… Он и подпалил дом.
Тая испуганно сжала кулаки и подалась вперёд, чтобы лучше слышать.
– Да… – задумчиво сказала бабушка, поправляя платок – белый, лёгкий. – Вот что с человеком злоба делает… И человеком-то его не назовёшь!
– Ой, а как же дети?.. – задохнулась Тая. – Неужели сгорели?
– Ну а что дети? – встрепенулась бабушка. – Соседи прибежали, дом залили, людей вытащили. Тётя Зоя на том пожаре глаза лишилась – племяшку из огня вытаскивала, ей искра горячая и попала. Брат, которого жгли, уехал в город, оставил дом младшему: «Раз, – говорит, – дом тебе нужней, чем брат, так и бери». А младший в разорённой избе потолкался с полгода, и жить не стал, и другим не дал. Ушёл, да так и сгинул неизвестно где… Да… Такая история.
– Он сгорел! – в ужасе шепчет Тая, широко раскрыв глаза.
– Кто? – бабушка удивлённо смотрит на неё.
– Младший брат! – всё так же зловещим шёпотом говорит Тая. – Его сожгло зло!
Бабушка озадаченно глядит на внучку, а потом, не найдя слов, машет рукой: ну и воображение у девчонки! Пошевеливает обгорелые дрова кочергой, спрашивает:
– А ты что это на улицу не идёшь? Солнце светит, а ты дома сидишь.
– У меня дело важное, – говорит Тая серьёзно. – Как закончу – выйду.
И она старательно выводит на листе:
«Миша, привет! Как дела? Как море? Мы нашли в зарослях старый дом. Я приду к тебе на день рождения. Мне надо рассказать тебе много всего. Про пожары. Про царей. Я приеду в Москву на следующей неделе. Пока».
Вырвав лист из тетради, Тая аккуратно складывает его, берёт дедушкину линейку и по ней вычерчивает цифры индекса. Это только её письмо, сегодня она сама и заклеит, и опустит его в почтовый ящик у Алёнкиного дома. Интересно, сколько письмо будет идти до Москвы? Успеет Мишка получить его до Таиного приезда? До конца каникул – всего неделя. Скоро приедут мама с папой. Но Тая многое успела сделать. Вырастила клубнику и горох на своих грядках, выучила таблицу умножения, подружилась с Анькой, нашла старый дом… Пора и возвращаться.
Тая берёт заклеенный конверт и выходит на улицу.
7. Пока, пиши
Снова дождь, серый день, серый сад. А в сенях, под тусклой лампой в облачке комарья, – лавка, и на ней, тщательно закутанные в одеяла, Роза и Инга, Анькина и Таина куклы. Третий день им устраивается здесь спальня, шьются наряды и готовятся самые свежие обеды – из воды, песка и травы. Третий день совершенно незачем ходить на улицу, ведь так хорошо играть вдвоём! Спасибо дождю.
Из дедушкиной мастерской звучит радио, сладко пахнет стружкой. Девочки сидят на качелях, держатся за истёртые верёвки и едва раскачиваются – медленно, плавно.
– Вы знаете, моя дочка Инга вчера научилась писать, – важно сообщает Тая, слегка отталкиваясь от пола ногами в старых ботах.
Анька хлопает желтовато-прозрачными глазами и старательно обдумывает ответ. Даже щёки у неё розовеют, так она мучается. Наконец, пыхтя, и она хвастает:
– А моя… вчера… Розка… – Анька переводит дух и выпаливает: – Написала целую страницу! Научилась! Вот!
И, одолев трудности светской беседы, Анька переходит к более важной теме:
– Тайка, а ты чего таблетки-то тогда не взяла? – она пристально смотрит в Таино худое лицо, окружённое кудряшками.
В пылу новой игры раньше речь об этом как-то не заходила. Но вопрос, похоже, мучил Аньку не один день. Тая задумчиво укладывает щёку на кулак.
– Я же говорила тебе: прощать – царское дело. Вот я их и простила. Сама-то я тоже – прощёная, я понимаю. И вообще, – она встрепенулась, подняла лицо, – кем лучше быть, крокодилом или царём?
Анька ошалело смотрит на подругу. Тая, сильно оттолкнувшись от пола, резко подается вперёд и спрашивает требовательно, как учитель.
– Каким крокодилом? – не понимает Анька. – Зачем – крокодилом?
– Вот и я думаю, что незачем, – удовлетворённо кивает Тая, как будто получила подробный ответ, и раскачивает доску сильнее. – И запомни: желать человеку зла опасно. От зла сгореть можно.
– Как это?! – совсем теряется Анька.
– А это ты у своей тётки Зои спроси. И про старый дом заодно. Она знает.
– Слушай, пойдём лучше в куклы играть, – осторожно говорит Анька.
Качели давно уже взлетают слишком высоко, почти касаются стены – так раскачала их Тая. Постеленные на них половики развеваются, как паруса корабля. Девочки с усилием останавливают качели, шумно чиркая ботинками по полу. Продолжается дождливый день вдвоём… И куклы, и запах стружки из мастерской, и тонкий звон мошкары у лампы.
Спустя полчаса они обедают на кухне. Бабушка заботливо подкладывает им в тарелки добавку. Анька, шумно всосав мякоть маринованного помидора, спрашивает:
– А ты точно завтра уедешь?
– Точно. Папа телеграмму прислал.
Анька задумчиво жуёт, потом сообщает тоном, не терпящим возражений: