Царское дело

Иерей Афанасий видел перед собой Правителя, абсолютно уверенного в правоте всех своих государственных действий. И, глядя, сейчас в его тихо-задумчивые, умиротворенные глаза без лукавинки, вдруг начал осознавать абсолютную правоту всего, что изрекут уста хозяина таких глаз. "И чего, дурак, ляпнул про конституцию?.." И засвербило в голове: "На что похожа сия сценка? Будто что-то из библейского сюжета...". И тут же и ответ явился: «Да ведь это Иов праведный перед друзьями! А тот, кто стоит перед ним сейчас в качестве исповедника, в день Иова родился. И от всего облика нового Иова слышится: «Нет, я не нарушал Божьи постановления, все делал по совести, бескорыстно, с любовью и со страхом Божьим, но если Ему угодно сделать так как Он сделал, я благоговейно и безропотно принимаю Его волю». Слова кронштадтского праведника батюшки Иоанна, что Царь у нас благочестивый и праведной жизни, облетели всю Россию, эти слова знают все, их не забыли, но они никому не нужны. Адвокатская байка, что благочестивый христианин не может быть удачным правителем, - нынешним умам ближе.

Отвернувшись от солнца, он долго смотрел, как его юный исповедник под охраной ревсолдат играет со своим спаниелем, как тот, повизгивая, прыгает к ладони его поднятой руки.

***

Изнуряющее сидение ночное на тюках и чемоданах наконец закончилось. Джой понуро сидел у автомобиля и не разделял веселья хозяина. Вчера хозяину исполнилось 13 лет. Джемми также грустно сидела на руках у Татьяны. Очень не хотелось покидать обжитое, благое место - Александровский дворец. И покидать явно навсегда. Ясно, что хозяин изображает из себя шутки, чтобы облегчить настроение его Мама. Под руку с Супругом она сходит по лестнице.

- Мама, а ты знаешь, почему мы уезжаем в вагоне японской миссии и под японским флагом?

- Так под рукой у них, наверное, другого поезда нет.

- Не-а, не в том дело. У нас ведь есть японская гражданка, вагон - в ее честь.

Государь с Государыней остановились, недоуменно глядя на сына.

- Так ведь Джемка-то у нас - японочка!

Тут рассмеялись все, даже Джой. Но Джемми была крайне возмущена и даже хозяина Джоя облаяла, чего никогда себе не позволяла:

- Р-р-тяв! Я не японская гражданка! Я р-русская подданная своих хозяев!

***

На руках у Татьяны всегда хорошо, вот только от громадного чемоданища, который у нее в руке, ужас берет. И грязища под ногами. Как же ей тяжело бедной. А этот матершинник с винтовкой, нет чтоб помочь, орет только да грозит:

- Ур-р, вот я бы тебя!..

Спокойно, Джемка, не дергайся, а то уроню.

- А ты-то! - Джемми тявкнула на Джоя, бредущего рядом, облаял бы хоть его, все равно своему хозяину не помощник. Его хозяина нес на своих мощных руках матрос Нагорный.

- Ваше Высочество, давайте помогу...

- Я те помогу, - вскинулся матершинник с винтовкой, - допрет, не убудет, свою ношу тащи, матрос тоже мне. Холуй царский.

- Я царский слуга, а вот ты - халуй, только бесовский.

- А че, с бесом оно ниче...

- Да еще и дурак.

- А если я тя пристрелю щас при попытке к бегству?

Джемми прямо-таки изошлась лаем, хозяйка, да урони, дай мне хоть за ногу его...

Хорошо было в Тобольске, куда-то теперь? Чего-то повыть охота, да хозяйка против будет. А где вторая хозяйка? Где Ольга? Девочки, р-р-тяф, не отставать...

***

Что-то сникло в нем, расхотелось отчего-то быть в этой команде охранников. И он видел, что сникло не только в нем, но и во всей команде. Неохота больше хорохориться, хамить, в туалет княжон под шуточки водить. Да и подсвечник этот отчего-то из памяти не выходит. Месяц назад было, а будто вчера. Проходу не давал этой гордячке, которая чемодан перла. А та его будто не замечала и матерщины его не слышала. И вот однажды, когда он уже совсем охамел, перед ним возник бывший Царь с бронзовым подсвечником в правой руке. Понял - еще шаг, и подсвечник обрушится на его голову. А во взгляде - ни злости, ни сердитости, будто на пса задиристого смотрит, - ну, не надоело бузить? Но шаг делать нельзя, сразу понял: этот человек, если взял подсвечник, то - шуткам места нет. Отступил и пошел, пошатываясь и поругиваясь, допивать. Вдруг остановился, обернулся. Все семейство продолжало пение перед иконами. И тут ощутил, что они не видят ничего кроме икон, и не слышат ничего, кроме собственного пения. Поглощенность молитвой абсолютна, все наполняющее дом воинственное хамство, все пакости для них - не существует. Будто невидимый бронированный колпак вокруг них от всей грязи мира. И они не стараются не видеть и не слышать окружающее зло, они - не видят и не слышат, сила невидимой брони необорима, зря старается-изгаляется его команда. А, собственно, чего вдруг пакость делать тянет? "Холуй бесовский" - вспомнилось вдруг брошенное матросом... И эта фраза впервые в жизни обрела смысл.

Он загородил ей дорогу и сказал самому себе неизвестным голосом:

- Отца позови.

Сидящая на руках Джемми внимательно оглядела старого знакомого и даже не тявкнула.

Когда появился тот, кого он звал, сказал тихо: