Царское золото

В этих утверждениях много непонятного. Так дачу с золотом шли грабить наемники или охотились за людьми? Почему, расстреливая по политическим мотивам председателя губЧК, убийцы отпустили его партийного руководителя Шейнкмана, которого заказчики преступления и называли владельцем тайника с золотом? Неужели у «капитана Михайлова» не хватило ума понять, кто самая значимая фигура среди задержанных? Зачем приказывать кому-то убить председателя губЧК, если стоишь рядом с убийцами?

Эта история с убийством Олькеницкого, невесть откуда взявшимися 100 тысячами рублей и куда-то исчезнувшими савинковцами заставляет по новому взглянуть на репу

тацию тех, кто волею Октябрьского переворота оказался хранителем золотого запаса…

Мутной оказалась репутация у новых хранителей золотого достояния страны. Вот почему большевики должны рассматриваться в ряду других подозреваемых, причастных к расхищению царского золота в Казани.

Пациент спецлечебницы назначен хранителем золотого запаса

20 июня 1918 года в Казань поездом прибыл 38-летний стройный подполковник, с коротко остриженными седеющими волосами, быстрым взглядом и всегда взволнованным голосом, сопровождаемым звяканием шпор. Его звали Михаил Муравьев, он был назначен командующим Восточного фронта. В его обязанности входила охрана неприкосновенности государственного золотого запаса…

Т ак вышло, что наркомвоенмор Лев Троцкий руководить армиями послал человека, звание подполковника которому помог получить Борис Савинков. Тот самый, с подпольем которого в это время боролись чекисты… За десять дней до приезда в Казань Муравьев был переведен из Бутырской тюрьмы в психиатрическую лечебницу О.Чичеровой, чтобы13 июня получить назначение командовать фронтом.

Невероятные повороты в судьбе пациента требуют объяснений. В 1899 году он закончил Казанское пехотное училище. Во время Русско-японской войны он был ранен в голову, после чего, судя по документам, у него «остались тяжелые и неизлечимые последствия, связанные с повреждением нервных стволов, выраженные в головокружениях, ослаблении слуха и т. д.».

После лечения поручик направляется в Казанское пехотное училище, где преподает гимнастику и фехтование. В ноябре 1914 года под Краковом Муравьев получает новое ранение. Накануне следующей выписки из госпиталя в Царском Селе, где работала сестрой милосердия русская царица, доктора отмечали у пациента «сильные головокружения, утомляемость, общую слабость, плохой сон, по ночам частые кошмары…»

Муравьев считал, что ему предстоит сыграть особую роль в истории. В 1917 году он предложил Временному правительству создать и возглавить диверсионные отряды добровольцев для рейдов в тыл врага. Идея понравилась Савинкову, но военный министр Керенский реализовывать замысел назначил другого. Обиженный Муравьев в сентябре 1917 года познакомился с большевиком Яковом Свердловым и сразу же предложил свой «план организации переворота»…

20 (7) ноября 1917 года Лев Троцкий на гарнизонном совещании в Смольном поручил Муравьеву операцию по захвату здания Госбанка России в Петрограде. Банковская охрана не пропустила внутрь здания вооруженный отряд Муравьева с оркестром, позволив помитинговать внутри лишь уполномоченным представителям полковых комитетов. Несмотря на неудачу, Троцкий запомнил подполковника, способного картинно решать военные задачи в банке…

16 января 1918 года Муравьев назначается командующим советских войск, которым предстояло овладеть Киевом. Позже на митинге в Одессе Муравьев рассказывал, как его войска брали Киев: «28 января оборонческая дума просила перемирия. В ответ я велел бить химическими удушливыми газами. Сотни генералов, может — и тысячи были убиты беспощадно».

Как свидетельствует глава армейского комитета «1 — й революционной армии» С. Мойсеев, после захвата Киева в городе процветало мародерство: «Все трупы были раздеты и все, что с них снимали, тут же, на глазах у толпы, распределялось между расстреливавшими. Когда на место расстрелов приехал Муравьев и увидел, что его окружает толпа озверевших красногвардейцев с награбленным имуществом, то он ничего не сказал о том, чтоб не грабили, а наоборот стал призывать к дальнейшим расстрелам, говоря, что главное теперь быть беспощадным».