Особа, именовавшая себя Лией де Бомон, вполне с этим соглашалась. Она не могла перестать заниматься тем, для чего некогда родилась на свет, – шпионить. Вроде бы при русском дворе все складывалось так, как надобно для интересов французского короля, и императрица относилась к своей новой лектриссе более чем благосклонно, однако Лия понимала, что «черно бурая лиса» так просто не сдастся и непременно попытается оказать какое то противодействие подписанию договора. Пока все было тихо, но сия прожженная в политических играх особа готова была поклясться: в недрах английского посольства что то готовится… но что именно?! Особенно подозрительным казался этот внезапно объявленный прием, который должен будет состояться в честь скоропалительной помолвки племянника сэра Гембори. Русская императрица, подзуживаемая Бестужевым, дала слово засвидетельствовать англичанам свое расположение и быть на сем приеме.
Лия де Бомон чуяла какой то подвох, но в чем он крылся?! Догадаться об этом было немыслимо, тем более – вызнать наверняка. А как хотелось… Вот если бы у нее имелся свой человек в этом вражеском гнездилище…
А что, если попытаться проникнуть туда самой? Послушать, подсмотреть… иной раз самая малость, внешне незначительная, может сыграть роль поистине решающую.
Лия де Бомон с трудом отыскала в своем довольно роскошном гардеробе одежду попроще, решив в случае, если с кем то столкнется при попытке проникнуть в дом, выдать себя за служанку, которая ищет места. Лия прекрасно понимала, что прикинуться русской ей даже и думать нечего (сэр Гембори слыл знатоком туземного наречия), и намеревалась изображать из себя польку, ибо немножко знала этот язык (была у нее одна добрая знакомая – польская дама, которая и научила ее своему шипящему говору), а впрочем, она от души надеялась, что англичане польский не учили и того десятка слов, которым она владела, ей вполне достанет для маскировки. Лучше всего у нее получалось «пся крёв», самое ужасное польское ругательство, а также выражение благодарности – «дзенькуе бардзо». В репертуаре было также слово «урода», что означало красавица, «вонявки», то есть духи, ну и еще пара тройка столько же остро необходимых выражений.
В сумерках она подошла к большому посольскому дому и немного побродила по берегу Невы, дожидаясь темноты. Пора белых ночей, которые так раздражали ее в Петербурге, уже кончилась, скоро прошли по набережной фонарщики со своими шестами. За все это время из парадных дверей никто не выходил, да и с черного хода, насколько Лия могла заметить, тоже. А она так надеялась остановить кого нибудь из слуг! Но посольский дом словно вымер. Наконец в высоком деревянном заборе отворилась малая калиточка и вышел какой то человек, по виду – садовник, но Лия оказалась в это мгновение слишком далеко и не успела с ним заговорить.
Она воротилась к забору и прошлась вдоль него. Право, не знай она точно, что калитка существует, ни за что не заметила бы ее, тем паче в сумерках! Это было настоящим подарком судьбы. Bon Die, добрый боженька, сегодня определенно находился на стороне Франции!
Лия нашла неплотно пригнанную планку, через которую рука могла проскользнуть внутрь, к засову, отодвинула его – и проникла в сад посольства.
Она бывала в Англии прежде и прекрасно знала (и недолюбливала, между нами говоря!) вылизанные и выстриженные английские лужайки, которые, к ее огорчению, весьма успешно переползли и в Версаль, однако здесь был самый настоящий старый, заросший и весьма заброшенный сад. То есть перед фасадом, само собой, лежали тщательно ухоженные и распланированные клумбы, но с торцов растительность еще не была тронута прилежными руками садовника. Здесь то и оказалась Лия и, подбирая повыше юбку, чтобы не путалась в траве, побрела к единственному светящемуся поблизости окну – на галерейке.
Наверное, где то имелась лесенка, но Лия решила не тратить время на поиски: засучила рукава, подоткнула юбку уже вовсе за пояс, в одно мгновение ока влезла по столбам подпоркам и припала к окну.
Она увидела помещение с низким сводчатым потолком, освещенное, на манер некоего средневекового зала, факелами, укрепленными в скобах, прибитых к стенам. Однако вместо ожидаемых дубовых столов с разлапистыми ножками и низких скамеек, а также шкур, разбросанных по полу, здесь находились два громадных шкафа, несколько стоек со шпагами и рапирами, а также чучела, на коих фехтовальщики отрабатывают свои хитрые приемы и меткость руки. Одно из таких чучел было яростно атаковано высоким, но хрупким и тонким молодым человеком, чьи русые волосы были завязаны черной бархатной лентой на шее, а костюм составляли белая просторная рубаха, узкие черные штаны и высокие английские сапоги, носившие название «веллингтоны», по имени знаменитого герцога, который ввел их в моду. Даром что английские, они заслужили любовь и во Франции, и в Германии, да и Лия, когда опасная профессия вынуждала ее надевать мужской костюм, сама носила их с охотою.