Царственный паяц

творца тридцати трех креатюр, замыкающих четыре тома. Многие, даже из числа

компетентов, так и полагают: Северянин недоступен для восприятия его. О, далеко нет.

Pro quo представляется в следующем виде. Старые ветераны литературы, потерпев

поражение в борьбе с равнодушием публики, переменили стяги. Уходит «старая

школа»... Ряд фиоритур... Выдвинулись на передовые позиции «исты». И закипел бой,

бой переменного счастья, кратковременных, но сладких диктаторств.

И вот теперь, когда ослабели силы т. н. «молодых», — всех этих Бальмонтов,

Блоков, Городецких, Кузминых, Кречетовых, Цензоров и т. п. «милостивых государей»

стиха, — теперь, когда они с завистью во взоре робко озираются назад и беспокойно

вглядываются в туманную даль грядущего, — перед их взглядами вырисовываются

новые, золотые, вечные слова — Футуризм. — «Пробьет и ваш час!» — доносится чей-

то голос последнего отчаяния. - «Принудят уйти и вас!» — Нет! — твердо звучит

ответность. — Мы даем просящему хлеба — хлеб, а не камень. Мы не принимаем

сусальный картон за червонное золото. Придет время, но мы не умрем. Мы

перевоплотимся в Новую Грань!..

Ближе... ближе победное шествие, оначаленное сосьетерами ректо- риата Академии

Эго-Поэзии и Игорь Северянин - первосвященник, верховный жрец ее...

А Геростраты, прикидываясь недорослями для восприятия его, забрасывают его

камнями, пользуясь тем, что чело их украшено толпой розами Триумфа. Пошлая

кукольная комедия! Уничтоженные лилипуты, зрящие не дальше своего собственного

носа! В мизерности своей они не могут видеть, что все «перлы» их потонут вмиг в огне

его лучей. «Перед его тиарой» из чистых струй «нездешнего огня» венцы уходящих

тривиалов, вместе взятые, только, мигая, лампада в блеске дня.

Лира Игоря Северянина настроена в высоких тонах - как и сама Правда. Струны-

звуки смелы, как слова Истины. Словно неизмеримость бездны океанной стихии -

глубок смысл Северяниновых гимнов жизни, бытию, великому, прекрасному, доброму

Богу. Его мелодия - песнь солнца, русской Весны, молодости.

Его рифма - изысканно-кристальна, словно звезды северного небосвода, изредка

прорезаемого ассонансными дерзо-безумьями. Ради ассоциации всего этого невольно

прощаешь слабую сторону - самоти- туляцию до «его светозарности».

А как дерзновенно-красив он, когда, сменив Эолову цевницу на Скорпионовы бичи,

клеймит кровавыми, нещадно-глубокими, идущими до самого сердца ранами.

И ее сиятельство, имеющая душу душистую, очень удобную для проституток и для

королев. И бальзако-летнюю звезду Амьенского бомонда, рифмующуюся звучнее всех

с резедой Bronze-oxidй, блондинку Эсклармонду, ту, что остра, как квинтэссеНца

специй:

В любовники берет господ с трапеций И, так сказать, смакует мезальянс...

Условностям всегда бросает:

Schocing!

Экстравагантно выпускает лиф,

Лорнирует базарно каждый смокинг,

Но не во всяком смокинге калиф...

189

Как устрицу глотает с аппетитом Дежурного огейзерную дань...

При этом всём — со вкусом носит титул,

Иной щеке даря свою ладонь!

И призраков серого Мизера — Будне — Трясины, всасывающей, тушащей своими

ядовито-убийственными испарениями все живые огни.

И даже родную страну, не приявшую его:

Где вкус так жалок и измельчен,

Что даже — это ль не пример?

Не знают, как двусложьем Мельшин Скомпрометирован Бодлер, —

Где блеск и звон карьеры — рубль А паспорт разума - диплом;

Где декадентом назван Врубель За то, что гений не в былом...

Некоторая доза интуиции потребна для de voir venir лишь при чтении поэзы

«Увертюры», - открывающей «Качалку Грэзерки»:

Как мечтать хорошо Вам

В гамаке камышевом

Над мистическим оком, над бестинным прудом...

Все на свете возможно, все для Вас ничего!

...Качнетесь Вы к выси,

Где мигающий бисер,

Вы постигнете тайну: вечной жизни процесс.

И мечты сюрпризэрки

Над качалкой Грэзерки

Воплотятся в капризный, но бессмертный эксцесс.

Последняя строфа может, пожалуй, служить резюме всех критических дессинациев

о Игоре Северянине.

Да, для лиризы «Балькис и Валтасар» (по Анатолию Франсу).

Северянин мобилизирует своими аккордами мировые недвижности. И прав он,

говоря, что он крылат. И за Атлант:

Настанет день - польется лава - Моя двусмысленная слава И недвусмысленный

талант.

Насколько тонко понимает он палача-эстета, за красоту покаранного Оскара

Уайльда!

Его душа - заплеванный Грааль,

Его уста - орозенная язва...

Так ядо-смех сменяла скорби спазма,

Без слез рыдал иронящий Уайльд...

Щедрит причудами оборотов речи, прошедшей через реторту его вдохновенности

(Негное вдыханье... Сафар... Кризантемы...)

Он и сейчас вправе ретурнировать библейское - «Остановись, солнце!»

- Идите, стоящие! Живите, мертвые! Явитесь, небулозы! И слова его вызывают

великий реактив, ибо Игорь Северянин — избранник, отмеченный Богом, наделенный

дарами гения, умом орла, величием короля, ритмом великого бога Олимпийского.

И. В. Игнатьев

КРАСАВИЦА, НЮХАЮЩАЯ ТАБАК

•-Через известные сроки в редакцию приходили маленькие тоненькие брошюрки

стихов, иногда всего в 8-10 страничек. Редактор брал их, метил, посыпал пеплом

смешные, вычурные, нелепые стихи и, улыбаясь, вручал соответственному сотруднику.