Царственный паяц

Давно уже известно, что вкусом Северянин обделен. Это явствовало уже из того,

что и в прежних книгах наряду с хорошими пьесами находили себе место

беспросветно-плохие. Здесь хороших нет совсем. Зная ранние брошюры поэта, мы

видим, что здесь выбрано все самое скверное. Мы видим, что прежде, до

возникновения футуризма, у Северянина стихи были обывательски скучные, и, право,

мало чем отличавшиеся от нытья «под Надсона», есть строфы «под Апухтина».

Стихи Северянина напоминают цыганские романсы. Представьте себе, что у этих

романсов отобрали музыку и стали читать текст, и перед вами будет Северянин:

Глупец и трус способны жизнь любить:

Кто понял жизнь — тому надежды нет.

Но я живу и даже жажду жить,

Хотя и жду вседневно новых бед.

Я жизнь люблю, хотя не верю ей, —

Она не даст ни счастья, ни любви,

Приди же, смерть, приди ко мне скорей,

Чтоб я не ждал, и сразу все порви.

Присутствие этого цыганского элемента, элемента душещипательных романсов,

вполне определяет всю пятую книгу Северянина.

Здесь поэт с самым гордым видом провозглашает, что «Мой монастырь - в устоях

духа нерушимых; в идее: жизнь земная - прах». Вот в том-то и беда, что всякая идея

хороша на своем месте, но, если начать вставлять ни к селу, ни к городу в стихи

распрекраснейшие мысли Мак- киавелли или категорические императивы Канта, -

будет нехорошо.

Таких истин, срифомованных с предыдущей строкой, бесконечное множество в

«Поэзоантракте», словно это учебник логики. Однако, хотя Северянин и восхваляет

нерушимые устои духа, тем не менее в сборнике есть очень льстивое стихотворение о

Льве Толстом, про которого недавно Северянин писал: «Своим безмозглым приговором

меня ославил Лев Толстой».

В книге много выражений вроде «Опадает с неба Сакраменто» или «Страсти

желания», которые ничего не теряют, читать ли их «Желания страсти» или «Страсть

желаний». Много ошибок в стихе, и еще больше разногласий с русским языком.

В книге есть стилизация под «народное»:

А и дадено добру молодцу

Много-множество добродетелей (?)

А и ум-то есть, словно молонья,

А и сердце есть, будто солнышко.

Словом: гой-еси!

311

Однако и в этих стилизациях обнаруживается, говоря вежливо, необразованность

поэта, который не шутя пишет, что во времена Ма- люты Скуратова:

...Блестят при люстрах (?) стаи (?)

Безалаберных рапир (?)

Еще большая необразованность сказывается в «подражании к Бодлеру». Смеем

думать, что французский поэт никогда не назвал бы Пана «богом оправданной муки»

потому, что это просто бессмысленно, и никогда не сказал бы: «У матерей созрел

дюшесе (!) грудей» просто потому, что это чисто северянинская пошлятина.

Всем поэтам свойственно писать вначале плохие стихи, но то обстоятельство, что

Северянин, еще ничего не дав по существу, уже роется в хламе детства,

свидетельствует или о том, что у поэта нет впереди ничего, или о том, что у него

слишком много «экспансивного» самомнения.

Борис Гусман ОЧНАЯ СТАВКА

(«Критика о творгестве Игоря Северянина». — Сборник статей и рецензий)

Маленькая, скромная книжка «Критика о творчество Игоря Северянина»

совершенно неожиданно приобретает большой и значительный смысл, если

попробовать хоть на мгновение перенести центр внимания. Конечно, когда начинаешь

читать эту изящно изданную книжку, то думаешь, что героем ее является Игорь

Северянин. Портрет его а 1а Уайльд, короткая, претендующая на многозначительность,

автобиографическая справка, и дальше во всех статьях его имя чуть ли не в каждой

строчке...

Но это все внешнее и не в этом значительность книжки. После второй, третьей

статьи уже ловишь себя на том, что Игорь Северянин, собственно, отошел на второй

план, а сквозь строчки все явственнее и ярче выступает лицо главного героя книги —

критики.

О, только в первый момент можно не заметить, что Игорь Северянин это только

пробный камень, это только мишень. И все дело, конечно, не в той точке, в которую

попал стрелок, а в степени меткости его. А меткость у современной близорукой

критики оказалась поистине смехотворной. Господа критики не выдержали очной

ставки.

Большая часть мямлит что-то о таланте Игоря Северянина, о его безвкусии, о путях,

которыми он должен идти, от чего он должен отказаться и т. д. Скучно,

«беспристрастно» и «авторитетно». Но стоит критикам перейти к более точному

рассмотрению качеств и недостатков Игоря Северянина, и они оказываются зачастую

совершенно беспомощными детьми.

Расхождения получаются разительные. Так, Валерий Брюсов, взяв общий

сочувственный тон, заявляет:

После первой книги появилась «вторая», «Златолира», огорчившая всех, кто успел

полюбить поэта, — так много в ней появилось стихов безнадежно плохих, а главное,

безнадежно скучных.

Но г. Измайлов с ним далеко не согласен:

Что большая редкость, — вторая книга стихов Игоря Северянина не слабее первой.

Интересно, что г. Измайлов не сразу пришел к такому «признанию» поэта. С.

Бобров в статье своей указывает, что до «Громокипящего кубка» и общего внимания к

Северянину Измайлов отзывался о нем более чем отрицательно. И такое «поспешание