Царственный паяц

новоявленного Петрарки наших дней. — Ты меня допостичь не могла! — уверяет поэт

возлюбленную. Но что ж тут «допостигать», если все так явственно пошло, трафаретно

и вульгарно:

Тобою услаждаясь ежечасно,

Мне никогда тобой не досладиться:

... Миленькая девочка скучает,

Миленькая девочка не знает,

Как жестоко ошибался часто,

Как платился, как и сколько раз-то!

2

Игорь-Северянин с похвальной откровенностью рассказывает о себе все, что

возможно.

Мы узнаем даже и о том, как велик темперамент поэта и его гвардейская

правоспособность:

Как солнце восходит раз (!) в сутки,

Восходит в крови моей страсть...

Тем меньше оснований у Северянина скрывать внешние события своей биографии.

Недавние газетные сообщения о том, что Игорь Северянин (Лота- рев) призван из

запаса, - немедленно иллюстрируется соответственной поэзой.

Как на казнь, я иду в лазарет!

Ах, пойми! — я тебя не увижу...

Ах, пойми! — я тебя не приближу К сердцу, павшему в огненный бред!..

... Я пылаю! Я в скорби! И бред Безрассудит рассудок... А завтра Будет брошена

жуткая карта. Именуемая: Лазарет.

Но ведь вот на обложке VI тома горделиво значится:

Бумага для этого издания изготовлена по специальному заказу. Шестого тома

выпускается: 6.500 экземпляров: 500 нумерованных на Александрийской бумаге в

переплетах из парчи, 3.000 в обложке работы Д. И. Митрохина и 3.000 в обложке

работы Н. И. Кульбина.

А рядом перечисление целого ряда изданий первых томов,— тысячи и десятки

тысяч экземпляров, и каждый том торжественно предлагается покупателю «в переплете

материи Лионез».

Почему «лионез»? В каком смысле и откуда этот бесспорный бьющий в глаза

успех?

В чем дело? Почему наше время дало титул избранника этому бухгалтеру, каким

образом типичнейший мещанин мог показаться поэтом?

Не за газетность же, с какой воспевает всех знакомых развязный стихотворец:

И Брюсов, «президент московский»,

318

И ядовитый Сологуб С томящим нервы соло губ,

Воспевших жуткую Ортруду,

И графоманы, отовсюду В журналы шлющие стихи,

В котором злющие грехи,

И некий гувернер недетский,

Адам Акмеич Городецкий,

Известный апломбист «Речи»,

Бездарь во всем, что ни строчи,

И тут же, публикой облапен,

Великий «грубиян» Шаляпин И конкурент всех соловьев,

И Собинова - сам Смирнов,

И парень этакий-таковский Смышленый малый Маяковский,

Сумевший кофтой (цвет танго!)

Наделать бум из ничего.

И лев журналов, шик для Пензы,

Работник честный Митя Цензор,

Кумир модисток и портних,

Блудливый взор, блудливый стих.

Сам Игорь-Северянин не сомневается, что он гений.

«Ведь я поэт — всех королей король, — уверяет он. Моих стихов классично-ясен

стих», «Гений мой тому порукой».

Когда мне пишут девушки:

«Его Светозарности»,

Душа моя исполнена

Живой благодарности.

Ведь это ж не ирония И не пародия:

Я требую отличия

От высокородия!

Пусть это обращение Для бездарности...

Не отнимай у гения

Его Светозарности!

В чем же - кроме безудержной смелости — видит свое право на «светозарность»

этот гений?

В словотворчестве, музыкальности стиха?

Арфеет ветер, далеет Нарва,

Синеет море, златеет тишь.

Душа — как парус, душа — как арфа.

О чем бряцаешь? куда летишь?

«Нарва» и «арфа», - это рифма, конечно, очень богатая, но «стерва» и «Марфа»

звучала бы еще лучше.

Все хорошо в тебе: и ноги (!), и сложенье,

И смелое лицо ребенка-мудреца,

Где сквозь энергию сквозит изнеможенье (?),

В чьей прелюдийности (?) есть протени (?!) конца...

Все хорошо в тебе: и пламенная льдяность,

Ориентация (?) во всем, что чуждо лжи...

Неужели этим можно ввести в заблуждение кого бы то ни было? Слов нет, не лишен

звучности набор слов вроде:

ПОЭЗА О ИОЛАНТЕ

Иоланта в брилльянтах, Иоланта в фиалках.

319

Иоланта в муар, Иоланта в бандо,

Иоланта в шантанах, Иоланта в качалках,

Иоланта в экспрессе, Иоланта в ландо!

Иоланта в рокфоре, Иоланта в омаре,

Иоланта в Сотерне и в triple soc curasso.

Иоланта в Вольтере, Иоланта в Эмаре,

В Мопассане, в Баркове и в Толстом, и в Руссо!

Но ведь звучность ни на йоту не уменьшится, если вместо слова Иоланта вставить

всюду хотя слово «Идиотка».

Идиотка в брилльянтах, идиотка в фиалках,

Идиотка в муаре, идиотка в бандо,

Идиотка в шантанах, идиотка в качалках,

Идиотка в экспрессе, идиотка в ландо.

Говорить о миропонимании, об идеях, о каком бы то ни было углубленном

отношении к миру в стихах Северянина невозможно.

Его привлекает только «безыдейность»:

Блаженство бессмысленно, и в летней лилейности — Прекрасен и сладостен

триумф безыдейности...

Лишь думой о подвиге вся сладость окислена,

И как-то вздыхается невольно двусмысленно...

Но, как это всегда бывает, и помимо воли, — поэт проявляет свое я. Когда он

заявляет «Мечта, ты стала инженю (!)», нам ясен опереточный уклон его мечтаний.

Правда, часто автор ведет себя как чеховский герой: «Оны хочут свою

образованность показать и нарочно про непонятное говорят»:

И ты, как рыцарица (!) духа,

Благодаря кому разруха Дотебной (?) жизни — где-то там,

Прижмешь свои к моим устам...

...Дитя, ты лучше грезы!

И грезу отебить (?) хотел бы я свежо:

Тебя нельзя уже огрезить: все наркозы,

Все ожидания — в тебе: все — хорошо!

Все хорошо в тебе! И если ты инкубишь (?),

Невинные уста инкубность тут нужна...