Царственный паяц

неровен, Рощин еще совсем «желторотый», <но> с проблесками и остринкой. Но это с

ним редко все же. Лучшей книгой эмиграции остается по-прежнему вышедшая в свет

летом в Белграде «Книга Июнь» Тэффи, где она уже не только юморист, но и

тончайший, оригинальнейший лирик. Прочтите непременно.

Чувствую себя, если говорить серьезно, не очень-то хорошо: душа нестерпимо

тоскует и мечется. Все чего-то не хватает. Иногда беспредметно, но часто и весьма

определенно. И этому есть много почти неустранимых причин. Жизнь налажена очень

правильно, приятно, даже уютно и вместе с тем...

Я стараюсь, по возможности, винить во всей неурядице себя самого. И уж конечно,

известная доля вины лежит на мне. Но, принимая в соображение свои навыки, свои

привычки и вкусы, т. е. свою сущность... Не знаю, право, как Вам, дорогая Ирина, ясно

и лучше все это выразить, но, верьте мне, мучаюсь я порой самым недвусмысленным

образом.

Как следствие всего этого — частая апатия, чисто физическое недомогание,

побаливает сердце, и, вообще, меня мутит.

И это тем больнее и нестерпимее, что Фишенька редкостно-порядочный, тонкий,

любимый и любящий человек. Она все видит, бедная, и мучается в свою очередь. А

«утешения» здешние (я имею в виду живых людей) чрезвычайно слабые и не всегда

рациональны...

Пишите, Ирушка, чаще и, если что-нибудь более интимное и откровенное,

адресуйте на «нее»: жена может расстроиться иногда и из-за

пустяка, стойко перенося зачастую более серьезное. Люди уж так устроены. Дайте

мне Ваши ручки: надежные, испытанные, понимающие.

Приближается весна. Солнце-то, заметьте, какое! Душа полна грусти и радости,

боли и блаженства. Стареющий поэт (как это жутко звучит!) все еще преисполнен

любви к миру, людям и молодым женщинам. И это, думается, так понятно, так

неизбежно, так нужно!...

Ваш Игорь.-

16

18

июля 1932 г.

ТоПа, 18.VII.1932

Миленькая невежа!

Где ответ на мое обращение от 9-го мая? Злитесь? Нужно ли? Не лучше ли было

сразу откликнуться? Ваше молчание несколько осложняет пустяк, в сущности

производит неблагоприятное впечатление. Вы понимаете меня, надеюсь? Вы хотите

меня понять — вернее?...

Фелисса Мих<айловна> и я ждем Вас 28—30: 31-го здесь будет много оркестров и

хоров. Съезд всего. Захватите с собой простыни. Одеяло есть. Я хочу Вас видеть.

Сообщите день и поезд — я приду на ст. Орро Вас встретить. Мне нравится прийти. В

Нарве — надо думать — печатается моя «Адриатика». 25.У1 Волгин увез от меня

рукопись, обещая, что типография в ближайшие же дни пришлет корректуру. Однако до

сих пор ничего нет. И сам Волгин примолк. Я ему черкнул открытку. Он пробормотал в

ответ по телефону что-то невразумительное. Голосок его был какой-то неуверенный.

Мягко выражаясь - я смущен... Я получаю со всех сторон заказы. И у меня кончаются

149

сбережения. Мне книга необходима. Если увидите его, попросите его поторопить

типографию. Мы приветствуем Вас. Равно маму и Мих<а- ила> Константиновичам Я

жду от Вас очень скорого письма.

Ваш Игорь.-

Я жду Вас, Ирушка, одну — мне нужно с Вами говорить более или Менее интимно.

Для других есть другие дни.

Иг.

6

августа 1932 г.

6.У1П.1932

Милая Ирушка!

На днях пришлю к Вам, - конечно, с Вашего разрешения, - пять экземпл<яров>

«Адриатики», вышедшей в свет 5-го августа, и попрошу Вас, деточка, распродать их по

знакомым. Цена всего одна крона. Я послал много экз<емпляров> в Югославию,

Варшаву, Берлин и пр. Если разойдутся все 500 экз<емпляров>, я смогу осенью уехать

в Румынию и уж, конечно, опять на Адриатику. Иным способом теперь денег не

заработаешь, и Вы это отлично понимаете.

Вчера от нас уехал Вася. Он пробыл неделю. Что-то с ним произошло: мрачен,

тяжел, удручен, молчалив и даже не хихикает. Старался его рассеять, но тщетно.

Посоветовал приехать другой раз в лучшем настроении. В нем есть признаки безумия.

Говорю это совершенно серьезно.

Приезжал как-то Иван Хар<итонович>, затем Россбаум из Ревеля, иногда бывает

Маслов. Брейтвейт живет уже две недели. Энергична, деловита, современна. Умна и

воспитанна. Ежедневно купаются с Фи- шенькой и Дусей. По вечерам читаем Гумилева

(она его лично знала), Сологуба, Блока. Собираемся к Эссену, который усиленно зовет.

Он приезжал к нам 10-го июля. Ночевал. Был мил и занятен. Приезжайте же в

ближайшие дни к нам. Не забудьте, пожалуйста, простыни.

Фишенька, Грациэлла и Дуся Вас приветствуют. И ждут. Познакомитесь и с Аурой,

и с Норой. Вы их еще не знаете? В Тойле очень много дачников. Вчера чуть-чуть не

попали к Вам ночью в авто: из Ревеля в Гунгербург ехал вечером Стильмарк, заехал

пить чай и катал нас. Приглашал всех на курорт. Дамы запротестовали: шел дождь и

боялись за туалеты.

Итак, Ирина, жду. Целую.

Привет маме и М<ихаилу> К<онстантиновичу>. Ваш Игорь.-

18

12

августа 1932 г.

ТоПа 12.VIII.1932

Я приду обязательно встретить Вас. Дождя не предвидится. Но и если бы и был,

пусть он не смутит Вас: дороги настолько хороши (из-за

засухи), что сразу испортиться не могут. Мы с Фелиссой очень рады повидаться с

вами: столько тем, впечатлений, оттенков!..

Всегда Ваш Игорь.-

19

26

октября 1932 г.