Царство. 1951 – 1954

— И такие явления есть, тут прав Анастас Иванович, ходят с несчастными рожами, то нога перебинтована, то рука, клянчат, вроде больные, а сами притворщики, на жалость человеческую бьют. А если настоящий инвалид? — повысил голос Хрущев. — Трудно жить инвалидом! Я вот что хочу сказать, надо таких людей выровнять, вытащить из бездны, обустроить. Кому-то работу предложить. Многие смогли бы работать, но инвалидов на работу не очень-то берут. А работа пойдет инвалиду на пользу в моральном смысле, и в материальном, конечно. После войны у нас целая армия инвалидов появилась, а ведь они на наших руках, на государственных! И когда едешь и их, клянчащих, вдоль дороги наблюдаешь, неудобно становится и перед собой, и перед этими несчастными. Конечно, в таких явлениях есть доля и нашей вины, недостаточно мы инвалидам внимания уделяем, — с горечью говорил Никита Сергеевич. — Я министру по социальным вопросам такой вопрос задал: «Скажите, сколько у нас человек, потерявших обе ноги?» Не знает министр. Ни он, ни его заместитель цифру назвать не могут. Стали мне отвечать, сколько в стране инвалидов первой группы, сколько — второй. Это возмутительно! Как можно помогать, если в первой группе не только без руки или ноги, а есть люди, потерявшие две руки, две ноги и глаза?! А если человек потерял глаза, но имеет руки и ноги, он еще кое-как живет, а если потерял и руки, и глаза, тогда как? Это трагедия! Сколько у нас таких? А в министерстве социального обеспечения долдонят: первая группа — столько-то, вторая — столько-то. Срам!

Хрущев вытер платком губы.

— Даже если одной ноги нет, это та же первая группа, вот ведь в чем дело! Если мы дадим инвалиду хоть какую-нибудь работу, он не будет чувствовать себя обузой, он будет ощущать полезность, получит средства к существованию, сможет хоть как-то общаться, общение скрасит ему жизнь. А они — первая группа, вторая группа заладили! Слова зазубрили, а человека потеряли. Ничего вразумительного сказать не могут. Чем же вы занимаетесь в Министерстве социального обеспечения, кого обеспечиваете? Только тогда можно оказывать помощь, когда знаешь, кому ее оказываешь! А распределять средства, которые отпускает государство, это каждый дурак сможет. Я удивляюсь, насколько наши ответработники превратились в сухари, за цифрами потеряли живых людей. Товарищ министр! Вон он, в конце зала, на заднем ряду, за широкими спинами притаился, встаньте! Я слышал о вас как о хорошем человеке, а теперь вы потеряли всякое уважение! Посмотрите на него, товарищи! Я его спросил, какого инвалида и по какой инвалидности вы лично устроили на работу? Вы, спрашиваю, хоть одного устроили? Устроил, отвечает. Как он живет, как зарабатывает? Как его материальное и душевное состояние, поинтересовались? — Первый Секретарь впился глазами в министра.

— Он и тогда молчал и сейчас! Где же вам место после этого? Вам нет места не только в министерстве, но и на земле! Уходите, вы нам не нужны!

Министр на ватных ногах вышел из зала.

— Такой формализм не для нашей страны! Мы живем и работаем для людей, а не ради приятного времяпровождения! А ведь есть инвалиды, которым реально можно помочь, хотя бы тем, кто остался без одной ноги или руки. Тут одного руководителя спрашиваю: «Что вы делаете по производству протезов Ефремова?» Он отвечает: «Про систему протезов Ефремова не слышал!» Это руководитель крупного предприятия медицинской промышленности говорит. Вся печать об аппарате Ефремова кричит, а он ни сном, ни духом! Что же вы знаете тогда?! — раздраженно прокричал Хрущев. — Сколько жалоб поступает, письма прямо вопят! Вы хотя бы письма прочитать можете?! В письмах пишут: «На отечественных протезах ходить невозможно!» Так зачем их делать?!

Никита Сергеевич навалился на трибуну.

— Заехал я в один подмосковный колхоз, председатель там без ноги, за мною, как зайчик, прыг-скок, по полю прыгает. Я ему говорю: «Давай я тебе протез организую!» А он: «Не надо, я лучше по-старому — на досточке с палочкой. Протезы у нас неудобные, остатки ноги до крови натрут и давят».

От возмущения докладчик покраснел.

— Как это, товарищи?!

В зале зависла мертвая тишина.

— Если человек потерял на фронте обе ноги, а мы теперь говорим, что нам трудно сделать ему протез, что хорошо сделать у нас никак не получается, о чем тогда разговаривать?! Надо всем разойтись, и не по кабинетам, а по домам, потому что таким никчемным начальникам кабинеты не нужны, они не то что руководить, смотреть по сторонам не научились! Протезы сделать не можем! Надо сделать! — ударил по трибуне Хрущев. — Надо, чтобы протезы были легкими, удобными, с хорошими механизмами, чтобы они облегчили людям жизнь. А мы здесь сидим и рассуждаем. Как? Что? Голову чешем, но у нас над головой не каплет, мы на своих ногах сюда пришли, с руками своими, и глаза видят, а люди мучаются! Товарищ Фурцева!

Екатерина Алексеевна вздрогнула.