В периодической печати появились многочисленные заявления летчиков, танкистов, артиллеристов с пожеланиями отправиться в Египет добровольцами. Советская пресса со ссылкой на правительственные источники комментировала, что Советский Союз не будет чинить препятствий в выезде граждан-добровольцев в Египет. На Западе припомнили участие СССР в «интернациональной» помощи испанским коммунистам, когда Советский Союз под предлогом выполнения интернационального долга активно включился в войну. Маршал Жуков представил Президиуму Центрального Комитета план атомного удара по Франции и Англии, военно-морские силы СССР были приведены в боевую готовность. На секретных аэродромах дальней авиации шла подготовка стратегических бомбардировщиков к вылету. Отдали приказ доставить к самолетам атомные бомбы. Военкоматы готовили всеобщую мобилизацию. К берегам Африки спешили «экскурсионные корабли» с восемнадцатью тысячами замаскированных под туристов солдат.
Хрущев абсолютно поддержал Молотова в решении стоять за Египет до конца. События в Венгрии, когда советские войска за считанные часы установили во взбунтовавшемся государстве порядок, доказывали эффективность силового решения.
— Применим ядерное оружие! — угрожал Молотов.
Против ядерного удара в категорической форме высказались Микоян и Маленков, они считали это недопустимым, ведь непосредственно Советскому Союзу никто не угрожал, они считали, что на Ближнем Востоке можно обойтись обычными вооружениями. Их доводы отрезвляюще подействовали на Хрущева.
— Будем держать атомную бомбу про запас, — согласился он. Хрущев не решался воевать всерьез, хотел лишь погрозить кулаком, напугать. Любая война слепа и коварна, а атомная? Атомная война перевернет мир.
После долгих споров от атомной атаки отказались. К вечеру пришла информация, что американцы потребовали от своих союзников прекратить агрессию. Члены Президиума пожимали друг другу руки — удержали Египет!
— Англичанам и французам показали кулак! — ликовал Никита Сергеевич. — Тем не менее, надо отправить к берегам Красного моря наши военные корабли.
И тут пришло сообщение из Будапешта — венгры объявили о всеобщей забастовке.
— И там хватит цацкаться! — прокричал Хрущев. — Виновные должны сполна ответить за преступления!
— И другим это послужит наукой! — монотонно выговорил Молотов.
Чудовищные аресты захлестнули венгерские города, хватали всех без разбора.
— Забастовку хотели? Будет вам забастовка!
Для наведения порядка Жуков и Серов прибыли в Будапешт.
Искали кардинала-подстрекателя Миндсенти, его хотели публично казнить, но он укрылся в посольстве Соединенных Штатов.
Газеты пестрели заголовками «Фашистский мятеж в Венгрии!», «Фашисты — палачи венгерского народа!» Страшные фотографии глядели со страниц. Сергей приехал к Леле, они собирались на выставку живописи в выставочный зал Союза художников на Кузнецком мосту. Леля усадила Сережу на диван, она еще прихорашивалась перед зеркалом. Сергей взял в руки газету «Известия», которая оказалась перед ним на столике.
С первой страницы невидящими глазами смотрел изувеченный человек. Несчастного облили соляной кислотой и повесили. Исковерканная кожа лица сплошь состояла из струпьев, вместо глаз язвы.
— Ужасно! — потрясенный Сергей отшвырнул газету.
Леля подняла газету:
— Зачем они такое делают, почему мучают людей? Как такое может твориться в наше время?
Юноша обнял любимую за плечи.
— Враги! — прошептал он.
— Да, враги! — содрогнулась девушка.
В газете «Труд» был не менее отвратительный снимок: там человек был подвешен за ноги и, видно, нещадно избит.
— За что они так? Они звери!
— Звери! — подтвердил молодой человек. — Венгры были наши друзья, отец говорил, мы им последнее отдавали, а получается — не друзья, получается, затаились, чтобы исподтишка бить. Дождались подходящего момента.
— А здесь! — теперь Леля читала передовицу «Комсомолки», где описывалось, как обливали бензином людей и поджигали, как били ногами, колотили палками еврейских женщин, коммунистам выкалывали глаза, вырезали на теле пятиконечные звезды.
Леля выронила газету и заплакала.
— Разве так можно, разве можно? — всхлипывала она. — Когда меня маленькой вывезли из Испании, меня спасли! Меня бы тоже убили, растерзали, мой папа был коммунист! — из ее больших глаз катились горькие слезы.
Сергей, как мог, успокаивал:
— Ну, что ты, что ты! Успокойся, все будет хорошо!
— Теперь у меня новые родители, новые папа и мама. Я очень люблю их, очень! — всхлипывала испанка. — Я им благодарна, они меня приютили. Они мои любимые, но они не родные, а родные, первые, папа и мама, — Лелю душили слезы, — их больше нет на земле, их тоже растерзали! Я не знаю, что с ними! Как мне их жаль! Папочка, милый, мамочка! Мои лю-би-мы-е! Я сирота, сирота!
— Ты не сирота, ты — моя! — подсаживаясь ближе и целуя ей руку, выговорил Сергей. — Я тебя люблю!
Они обнялись, он отыскал губами ее губы, приник поцелуем.