Царство Божие внутри нас

Годы жизни Таулера — первая половина XIV века — оказались временем расцвета не только немецкой мистики, но и вообще христианских мистических учений. Так, в Византии к этому времени святителем Григорием Паламой было окончательно сформулировано мистическое учение монахов-исихастов, или молчальников, которое затем через Сербию и Болгарию попало в Россию и надолго предопределило ее духовную историю. Последний всплеск некогда мощного интереса к мистическим христианским учениям произошел в России в середине XIX в., совпав по времени с возрождением интереса к немецким мистикам в Германии. Почему именно XIV в. оказался особым временем, отмеченным такой неудержимой и очень конкретной тягой к Богу, временем исключительно напряженных духовных поисков, не может быть до конца объяснено ни природными катаклизмами, ни войнами, ни даже разразившейся эпидемией чумы, как это пытались представить многие позднейшие исследователи, поскольку как нет времен безмятежных, так и ответы на вызовы времени всегда различны. В качестве примера неудавшихся попыток найти разгадку этого феномена можно привести мнение на этот счет английской писательницы, автора многочисленных книг и статей о мистицизме Эвелин Эндхил: «Если попытаться представить историю христианского периода мистицизма в Европе с помощью построения хронологической кривой, своими взлетами и падениями показывающей отсутствие или преобладание в каждый данный момент мистиков и мистической мысли, то мы обнаружим, что великие периоды их активности соответствуют великим периодам художественной, материальной и интеллектуальной цивилизации. Как правило, они идут сразу вслед за ними и, кажется, завершают такие периоды... Когда наука, политика, литература и другие искусства — проявления власти над природой и стремления к устроению жизни — достигали своих высот и производили на свет свои  величайшие творения, на передний план выходил мистик, подхватывал факел и нес его дальше. Он  — словно прекраснейший цветок человечества, плод, к которому стремится каждая великая творческая эпоха»[10]. Вспомнив политический упадок Византии именно в XIV в. и Германию, в это же время раздираемую междоусобицами, мы никак не можем согласиться с таким мнением и оставляем эти красивые слова целиком на совести автора.

Как для византийских богословов, главным авторитетом для Таулера-богослова являлся Дионисий Ареопагит [11], труды которого стали известны в Византии в VI в., а в Европе в первой половине IX в. Дионисий Ареопагит, или, как его часто называют ученые Псевдо-Дионисий, поскольку споры вокруг его личности продолжаются до сих пор (и, видимо, не прекратятся никогда), повлиял на богословскую мысль всего христианского мира, развив два взаимодополняющих утверждения апостола Павла — о том, что Бог неведом, непознаваем, и что «мы Им живем и движемся и существуем» (Дели, 17, 23—28). Катафатическое (утвердительное) богословие уравновешено у него, таким образом, апофатическим (отрицательным). Его утверждение непознаваемости Бога оказало огромное влияние на развитие мистических христианских учений. Таулер много и охотно цитирует Дионисия. Несколько меньше, но в высшей степени почтительно он цитирует также Блаженного Августина [12], Амвросия Медиоланского [13], Илария Пиктовийского [14], Григория Великого [15], св. Бернарда Клервосского [16], Ансельма Кентерберийского [17], Альберта Великого [18], Фому Аквинского [19], греческих языческих философов Платона и Аристотеля и неоплатоников Плотина и Прокла [20]. Но, как отмечают исследователи Таулера (в частности, Алоис Н. Хаас), цитирование их было обязательным для образованного богослова и обычно не выходило за пределы популярного в средневековой Европе «Сборника изречений 24 философов» [21]. Естественно, никаких сносок у Таулера нет, цитирует он по памяти, по смыслу, а не по букве, поэтому найти откуда взята цитата, бывает затруднительно. Между греческими языческими философами он вообще не делает никакого различия, так что выходит, что все они говорили примерно одно и как раз то, что отвечает взглядам самого Таулера.

Самым бесспорным авторитетом для Таулера был Май-стер Экхарт. Его он считал своим учителем, но, разделяя по существу все его взгляды, все время старался смягчить их остроту, чтобы уберечь опального учителя от лишних нападок. То обстоятельство, что сборники проповедей Таулера включали большое количество проповедей Экхарта, говорит о том. что для слушателей их взгляды были неразличимы, и уж тем более для последующих переписчиков и составителей. Однако же Таулеру удалось избежать печальной судьбы Экхарта и Сузо, обвиненных в ереси и подвергнутых запрету.