Царство флоры

Сергей Тихомиров, как только Колосов покинул дачу, сразу же позвонил на мобильный Балмашову. Рассказал обо всем.

— Этот дотошный опер спрашивал, где я был прошлой ночью. Андрей, ты слышишь?

— Я слышу, слышу.

— Я подумал, ты отвлекся, не слушаешь меня.

— Я сейчас в Старогрязнове, на вилле Гурнова. Тут Марина приехала, привезла то, что я просил. Ну и что же этот опер?

— Он меня выслушал и сказал, что это не алиби, – усмехнулся Тихомиров. – Да еще моя Дашка, как назло, фортель выкинула, закатила мне сцену ревности, удрала… Но, черт возьми, как такое могло случиться с Маратом? Какой он был, ты помнишь? И чтобы вот так глупо пропасть, не за понюх табаку… Вот живем, а? Андрей, этот опер про тебя спрашивал. Так что жди, наверняка припрется.

— Что ж, встретим его.

— Мне утром Флоранс звонила. Я ничего не понял, чего она хотела.

— Она… ну, ты сам понимаешь, очередной заскок. Не обращай на нее внимания. Сейчас закончу тут и поеду домой. В чувство приводить.

Балмашов разговаривал с Тихомировым, сидя на верхней ступеньке стремянки, установленной в той самой оранжерее, где составлялось декоративное зеленое панно, некогда так поразившее Колосова. Сейчас оно было готово примерно на две трети. Посреди оранжереи в деревянных ящиках горой были навалены пластиковые емкости с землей – уже использованный материал.

Возле стремянки стояла Марина Петровых. Она только что приехала в Старогрязново на машине. Позади нее переминался с ноги на ногу один из китайцев – помощников Балмашова. Он держал в руках точно такие же пластиковые емкости, но уже с растениями.

Марина терпеливо ждала, когда Балмашов закончит разговаривать. Смотрела на него снизу вверх. На ней был яркий оранжевый топ, который она купила в одном из магазинчиков в Иерусалиме, и коричневая юбка в стиле «хиппи», расшитая стеклярусом и ракушками. В последнее время она зачастила в солярий и даже записалась на прием к дорогому дантисту с целью отбеливания зубов. Не то чтобы она решила претворить в жизнь тот лукавый совет Тихомирова по изменению своего имиджа, но все же…

Балмашов спрятал мобильный в карман. С минуту задумчиво созерцал зеленое панно.

— Вот, Андрей… Андрей Владимирович, я все привезла. Полынь Стеллера, – Марина обернулась к китайцу и забрала у него емкости, – микробиота и мхи…

— Это никуда не годится.

— Но я выбрала лучшие экземпляры, лучшее, что у нас есть. Ну, если не подходит, можно позвонить в…

— Ни черта у меня сегодня не получается. – Балмашов встал, гибко потянулся на стремянке, балансируя, как акробат, затем спрыгнул. – Не клеится что-то. Только зря вас прогонял сюда из Воронцова, Мариночка.

— Мне это нетрудно. И вообще я рада.

— Чему? – Балмашов обернулся к девушке.

— Не знаю, так просто. День сегодня серый, так грустно было что-то. А потом вы позвонили и… С чего вы взяли, что у вас ничего не получается? – Марина снова сунула горшки невозмутимому китайцу, взмахнула руками. – Это все, – она показала на зеленую инсталляцию, – ново, оригинально!

— Все дерьмо.

— А полынь Стеллера куда вы хотели включить – в центр или вот сюда?

— Хотел, да теперь и это не нужно. Не годится, не поможет. И вообще, Марина, хочется только одного.

— Чего? – Она обернулась к китайцу и сделала жест: ступай, потом.

— Бултыхнуться в горячую ванну и отскрестись мочалкой. – Балмашов взял с рабочей подставки пачку белых салфеток, вытер испачканные землей руки. – Отмыться от этого дерьма.

— У вас глаза красные, усталые, – сказала Марина, – плохо спали сегодня?

— Может быть… Да, Сергей звонил, вы слышали… Он сказал – Марат Голиков погиб.

— Авария? – Марина испуганно заморгала, захлопала светлыми ресницами.

— Нет, не авария.

— Такой молодой!

— Молодой, к тому же заядлый охотник. Он ведь вам, кажется, нравился?

— Мне? Он? Да что вы, Андрей.

— Нет? Ну, значит, я ошибся. Но вы так изменились с некоторых пор.

— Стала лучше или хуже? – спросила Марина.

— Вы сами выбрали этот цвет? Солнечный цвет. – Балмашов кончиками пальцев дотронулся до ее рыжих волос.

— Я подумала… просто… Андрей, если вам не нравится, я стану блондинкой. Хотите? Платиновой блондинкой, как Мэрилин?

— Нет, оставайтесь лучше таким вот… подсолнухом.

— Почему подсолнухом? Я что, глупая, как подсолнух, да?

— Вы умница. Вы вообще редкая девушка. А подсолнух – это я так, к слову. Просто я подумал – это гнусное зеленое болото, – Балмашов обвел рукой инсталляцию, – неплохо было бы разбавить чем-то таким… ярким, цепляющим глаз, бьющим такой вот солнечной, подсолнечной силой… Марина, вы сейчас думаете о том, что я вам сказал?

— Думаю. О чем? – Марина спохватилась.

— О его смерти.

— Но я… нет, то есть да… Это ужасно, конечно. Но он был мне почти незнаком. Я знала, что он ваш адвокат, ваш приятель, клиент. Знала, что он заказывает всегда все дорогое и оригинальное для своей матери и… Нет, я думаю, конечно, смерть… это так страшно.

— Смерть – это не страшно. – Балмашов положил руку ей на плечо. – Когда-нибудь я объясню вам это. И вы поймете. Надеюсь, что поймете.

— Объясните сейчас.

— Нет, это долгий разговор.

— Вы обещали, что покажете мне план будущего парка здесь… ландшафтный проект… И как это будет выглядеть на местности. Мы могли бы пройтись и поговорить.

— Мы поговорим об этом потом, – Балмашов смотрел на ее рыжие волосы. – Вы такая красивая, Марина, золотая. Видно, Иерусалим пошел вам на пользу.

«Это не Иерусалим, это ты, ты, ты!» – хотелось крикнуть ей. Крикнуть прямо ему в лицо, оглушить, схватить за руки, сжать, удержать, не отпустить, не дать уехать отсюда, из этого сада под крышей – из этой чужой, душной, богатой оранжереи. Не отпустить от себя. Но она не крикнула. Поправила очки на носу.

— Я на машине, могу вас подбросить, – предложил он.

— Я тоже приехала сюда на машине, – сказала она. – А как же быть с полынью Стеллера и мхами? Везти назад?

— Нет, оставьте здесь. Может, потом пригодятся, если, конечно, я вернусь к этой работе.

— Вы хотите отказаться от панно? Но как же это?

— Не берите в голову. И вообще, вам надо меньше работать, больше отдыхать. – Он улыбался. – Марина, вы любите танцевать?

— Я?

— Как-нибудь непременно отправимся с вами в клуб, потанцуем. Как вам идея? Не откажетесь от моего приглашения?

Марина молчала. Что это с ним произошло? Раньше он никогда не высказывал таких вот потрясающих идей. Потанцевать? И только? Она буквально пожирала его взглядом сквозь затуманенные очки. «И это все, что вы… Что ты можешь мне предложить? А ведь я для тебя готова…»

Она видела только его в этот миг. Оранжерея, китайцы, смерть адвоката Голикова, мхи и полынь Стеллера – весь мир вдруг перестал существовать.

— Марина, если мне будут звонить, разыскивать меня, – донесся до нее голос Балмашова, – например, из милиции… скажите, что я поехал домой, к жене.