Царство флоры

Когда все позади, тогда все позади. Время летит, мчится, стирая шероховатости, полируя острые углы. И многое из прошедшего кажется почти нереальным. Если не все вообще. Наступил август. Судебное заседание было назначено на пятницу, на десять часов утра. О том, что Сергея Тихомирова должны привезти в суд для решения о продлении ему срока содержания под стражей, Катя узнала от следователя прокуратуры. А за разъяснениями обратилась к начальнику отдела убийств. С Колосовым они виделись за это время не часто и не редко. А как обычно видятся коллеги по службе, работающие в одном здании, в одном главке. — Почему срок продляется? – переспросил Колосов. (Катя зашла к нему в розыск в четверг после обеда. Стоял, как уже было сказано, август. И в кабинете начальника отдела убийств пахло не пороховым дымом победы, не лаврами, не цветами, а гамбургерами из «Макдоналдса», что на уголке в Газетном переулке.) – Так ведь, Катя, экспертиза комплексная психиатрическая ему назначена. Нет, нет, сукин сын-то этот здоровей всех нас, конечно. И вменяемый, еще как вменяемый. Но порядок такой, сама знаешь. Дело о трех убийствах, о похищении человека и покушении на жизнь сотрудника милиции – экспертиза по таким делам обязательна. — Ты завтра в суд поедешь? – спросила Катя. — Нет, я завтра в Ликино-Дулево буду весь день по делу Либавина, там ориентировки пришли и задержанный – работы до черта, не успею. А ты? — Я обязательно поеду. Я же очерк обо всем этом пишу. — Отлично выглядишь, – сказал Колосов. – Загорела. Твой муж никуда отчалить снова не собирается? — А я его никуда больше не отпущу. – Катя представила себе Драгоценного В.А. О том, как он вернулся из своих Карпат, можно было рассказывать длинную сагу, но сейчас ей что-то этого не хотелось[8]. Ее сейчас интересовало другое. – Я поеду в суд. Хочу еще раз на него взглянуть. Ты знаешь, Никита… — Что? — Я хочу тебе сказать… — Что появилась там, в «Царстве Флоры», весьма для меня своевременно? — Да… То есть нет… Знаешь, если бы там у меня был настоящий пистолет, а не зажигалка, я… я бы его убила. Вот так. Колосов помолчал. Потом по-медвежьи, всем своим массивным корпусом развернулся к сейфу, отпер его и вытащил оттуда початую бутылку коньяка и два граненых стакана. Открыл, щедро плеснул. — За счастливый конец, – сказал он, – для всех. Катя глотнула коньяк. Счастливый конец? И это называется у вас в уголовном розыске счастливым концом? — Тут диск с записью, следственный эксперимент проводили с выходом на место, в супермаркет, – Колосов достал из стола CD, – посмотри, для статьи наверняка пригодится. Тихомиров там все подробно рассказывает – и про грузовой лифт тоже. — Получается, что в тот вечер он следил за Балмашовым? — Он не мог позволить ему улететь во Францию, тогда бы весь его план рухнул. — А он понял, что вы тоже следите за Балмашовым там, в Нескучном и на мосту? Колосов с досадой кивнул: — Хитрый он, гад, умный и нас сразу засек. Значит, топорно работаем, Катя, вывод один напрашивается. Ты знаешь, он ведь звонил Балмашову на мобильный. То, что был звонок там, в ресторане, мы засекли, но и не подозревали, кто звонит. А это был Тихомиров. Он сказал, что подъедет в супермаркет, в котором обычно по дороге домой его друг отоваривался продуктами, что возник один срочный вопрос и надо встретиться. Магазин этот он знал как свои пять пальцев, знал, что попасть туда легко можно через хоздвор и грузовой лифт. И камеры наблюдения в лифте нет. Тихомиров нас там опередил на какие-то секунды. Он отправил Балмашову сообщение, в котором написал, что ждет у лифта. Сам он уже находился в лифте. Когда Балмашов подошел, он набросился на него, оглушил, втащил в кабину, спустился вниз и выволок на себе в хоздвор. А потом на своей машине отвез в Воронцово. Он утащил Балмашова у нас из-под носа, как волк барана, заставив нас поверить, что тот сбежал. Катя вспомнила другую запись с «выхода на место», которую в прокуратуре ей демонстрировал следователь. На этой записи Тихомиров показывал, где он держал накачанного наркотиками и снотворным Балмашова. Это был старый бетонный «погреб-бомбоубежище», вырытый во времена «холодной войны» посреди полей бывшего совхоза, ставших угодьями «Царства Флоры». Погреб этот был на одной из хвойных делянок и всеми считался заброшенным. Всеми, кроме… — Тихомиров тот воронцовский зиндан в порядок привел как раз накануне убийства в Больших Глинах, знал, что яма может вскоре пригодиться. Все ведь это было частью одного большого плана по устранению компаньона. – Колосов вздохнул. — Никита, но ведь это так сложно было выполнить – весь этот план, так рискованно. – Катя покачала головой. – Разве не проще было убить Балмашова? Заказать? — Тихомиров бы его заказал, будь уверена. Если бы попасться на убийстве не боялся. Ведь сейчас все подобные дела, когда компаньон компаньона мочит, весьма легко и быстро раскрываются. Если одного из совладельцев фирмы убивают, то первым и главным подозреваемым в деле всегда является его компаньон. И в этом случае все было бы точно так же. Тихомиров это учел. И ему в голову пришла блестящая идея, как самому остаться вне подозрений, а компаньона навсегда устранить из дела. Он решил посадить его самого за убийства – пожизненно, навечно, выдав за опасного маньяка. Другой бы удовольствовался какой-нибудь банальщиной – блондинками, там, зарезанными или проститутками, но Тихомиров слишком хорошо знал своего друга детства. Он знал, что за обычного рядового психопата Балмашова выдать не удастся – никто не поверит. И тогда он придумал этот план с картиной Пуссена, которая действительно была для Балмашова вроде идеи фикс еще с молодости. Эта картина, точнее, гобелены с нее, которые Балмашов специально заказал на фабрике в Версале, стали отправной точкой плана. Мы получили ответ с фабрики: никаких дефектов при производстве гобеленов, естественно, допущено не было. Изменения в цветовую гамму были внесены по желанию заказчика. Балмашов хотел, чтобы краски на гобеленах были более яркими. Эта особенность для него имела важный смысл, а Тихомиров ее подметил и решил использовать в своих интересах. Он как талантливый режиссер создал некую особую атмосферу и заставил нас поверить, что Балмашов – убийца. — Это я тебя сбила с толку, – Катя вздохнула. – Это на таких дур, как я, с больным воображением, Тихомиров и рассчитывал, претворяя свой план в жизнь. — А знаешь, мне кажется, что он всерьез считал своего друга гениальным, – возразил Колосов, – и, по его мнению, это только облегчало задачу. Он считал, что от гениальности до маньяка один шаг. Было время, когда он вполне искренне преклонялся перед талантом своего школьного приятеля. В самом начале, когда они только создавали свой бизнес, создавали «Царство Флоры». Ну а потом… Балмашов женился на богатой француженке, получил новые широкие возможности. Тихомиров считал его по-прежнему гением и талантом, но стал ему завидовать. А потом появился шанс сравняться, получить свой большой куш. — Банк действительно покупал у них землю? — Банк «Прогресс и развитие» жаждал заполучить территорию под строительство элитного жилья, торгового центра, кинотеатра и аквапарка. Сначала, как всегда это у нас бывает, попытался нахрапом у них бизнес отнять, отсудить. Точнее, бизнес-то, все это их цветочное хозяйство, было банку не нужно, необходима была лишь земля. Когда отнять и отсудить не удалось, банк предложил компаньонам выгодную сделку и назначил хорошую цену – сорок два миллиона. За такую сумму Тихомиров продал бы фирму, не задумываясь. Ведь все ее активы и десяти процентов прибыли от такой суммы не приносили. А Балмашов продать «Царство Флоры» отказался наотрез. — Ты с ним об этом говорил? Спрашивал, почему он не хотел продавать? Ведь это столько денег, целое состояние, причем сразу. — Я спросил его в прокуратуре. Он ответил: а разве вам не понятно? Катя помолчала. — А о Тихомирове он что-нибудь говорил тебе? – спросила она после паузы. — Нет. Но у следователя он просил с ним свидания в тюрьме. Естественно, ему не разрешили. Он же в деле потерпевшим проходит. А Тихомиров… Знаешь, Катя, временами мне кажется, что я, столько лет проработавший в розыске, вижу таких людей, как он, насквозь, а потом через минуту убеждаюсь, что я их вообще не понимаю, не просчитываю, не секу. Одно теперь я знаю совершенно точно: они, такие несхожие внешне, по сути друг на друга все же очень похожи. И это не случайно, что они дружили со школы, что стали компаньонами. Они… В общем, надо свыкнуться с мыслью, что они могут быть разными в каждое отдельно взятое мгновение жизни – убивать с холодным расчетом ради своей выгоды ни в чем не повинных, совершенно посторонних людей и при этом страстно, фанатично любить своих детей, считая, что все дозволено, чтобы обеспечить их будущее. Предавать дружбу и одновременно оправдываться перед тем, кого предаешь. Мечтать о красоте, о райских садах на земле и быть совершенно равнодушным ко всему остальному. Спрашивать на полном серьезе: почему нельзя совершать убийство? Кем это запрещено? Выращивать цветы, быть гениальным художником, флористом и при этом не быть добрым. Являть собой тип законченного эгоиста. — Эгоист все-таки не убийца, – сказала Катя. – Из двух зол выбираем меньшее. Пусть Балмашов – эгоист, как все творческие личности. Но Тихомиров, он… Убийство Суслова, убийство Бойко, убийство Марата Голикова. «Волга», которую он угнал, чтобы труп перевозить, платок окровавленный и секатор, который он же и подбросил в «Мерседес» Балмашова. Эти искусственные цветы – крокус и анемон, которые он заказывал и покупал тайком через Интернет. Это же целая паутина. Он, как паук, оплетал Балмашова ею… А то, что он в конце концов решил убить и тебя?! — Он просто посчитал, что, если Балмашова, уже, по мнению милиции, находящегося в бегах, возьмут с поличным сразу после убийства сотрудника милиции, это будет венцом всего его плана. Он сам ведь признается. Катя, он сильно нервничал, тревожился – а не перемудрил ли он с этой картиной, с «Царством Флоры», со всей этой мифологией… Не слишком ли все это сложно для нас? Догадаемся ли, дойдем ли до всех этих интеллектуальных высот? Достаточно ли улик, достоверны ли они? А тут – убийство милиционера. Просто и ясно. Маньяк Балмашов в наркотическом угаре с двумя пистолетами «ТТ». Раньше за такое сразу приговаривали к расстрелу. Теперь за это – пожизненное заключение. Чего он как раз и добивался для Балмашова. А дальнейшее представлялось вообще простым делом. У них ведь, оказывается, было еще в самом начале их совместной деятельности подписано соглашение о том, что каждый из них может самостоятельно управлять и распоряжаться не только своей долей, но и всем бизнесом в целом, в случае если компаньон не может по каким-либо причинам исполнять свои деловые обязанности. Сидя в тюрьме, Балмашов эти обязанности, естественно, исполнять бы не смог. Фирма автоматически перешла бы во владение Тихомирова. А он ее вместе с земельными угодьями тут же продал бы банку, получив деньги, к которым так стремился. — Никита, а как же то ночное нападение, о котором нам рассказывал Балмашов? Ты до последнего был уверен, что он лжет, что никто на него не нападал. — Нет, он нам вовсе не врал. Нападение было тоже частью плана Тихомирова. Там, у озера, он сам примерил на себя роль, которую уготовил Балмашову, – роль маньяка. Он напал на него, сбил с ног, начал душить. В результате он его смертельно напугал и практически вынудил обратиться в милицию. Все это произошло, как ты помнишь, почти сразу после убийства Суслова и Бойко. Тихомиров просчитал все: да, милиция в конце концов выйдет на фирму, где те покупали цветы. Однако как скоро это случится? Он решил подтолкнуть ход событий. Фактически подставил нам Балмашова сначала в качестве просто странноватого чудака, заявителя с явными заскоками. Там, ночью на тропинке у озера, он сразу же тщательно уничтожил все следы нападения. Даже фонарик, со страху оброненный Балмашовым, и тот нашел и забрал. А потом, позже, подкинул этот фонарик вместе с окровавленной тряпкой и секатором в его же машину. Настроение Балмашова, его страхи после этого нападения, мысли о смерти, от которых он никак не мог отделаться, играли Тихомирову только на руку. Все это точно ложилось на канву общего плана. Он все-таки успел хорошо изучить своего школьного друга, чтобы весь этот его дьявольский план выглядел вполне правдоподобно. — Балмашов знает об этом, теперь все это известно по материалам дела. И тем не менее он просил с ним свидания? – Катя покачала головой. – Как он себя чувствует после сидения в бывшем бомбоубежище? — Внешне вроде нормально, а внутренне… С нами он своими переживаниями не делится. Кстати, сегодня он в Москве работает – по соседству – на Охотном Ряду, в Думе какие-то заказы на озеленение помещений перед новой сессией выполняет. И Марина Петровых тоже там. — Она разве не уволилась? — Нет, – Колосов усмехнулся. – Как раз она-то посчитала нужным остаться. Катя подошла к окну. От Никитского переулка до Охотного Ряда было рукой подать, но на деле все происходящее там было как на другой планете. Или же ей это просто так казалось? А в это самое время… В это самое время (август, разгар отпусков, жаркий послеобеденный час) на заставленной ведомственным транспортом автостоянке перед зданием Госдумы охранник, понятий не имевший ни о «Царстве Флоры», ни о его обитателях, ни об обвиняемом в трех убийствах, похищении человека и покушении на жизнь сотрудника милиции гражданине Тихомирове, которого должны были везти в суд для продления срока содержания под стражей, разомлев на солнцепеке, лениво наблюдал, как из главного подъезда вышли двое – высокий мужчина в белом костюме и девушка – очкастенькая, рыженькая, как подсолнух. Девушка почти сразу хотела двинуться к метро. Но мужчина удержал ее за руку: — Марина, так дальше не может продолжаться. Надо поговорить. Я должен объясниться, попросить у тебя прощения за ту идиотскую сцену там, на мосту. Считай, что я просто был пьян. И себя не контролировал. — Вы не были пьяны, Андрей Владимирович, – ответила Марина Петровых. – Это я была пьяной дурой. Они подошли к «Мерседесу», припаркованному на стоянке по спецпропуску. Шикарная тачка привлекала внимание охранника гораздо больше, чем все их непонятные разговоры. — Может, посидим где-нибудь недолго? – спросил он. — А как же ваша жена? — Она в Париже, у отца, ей пока лучше пожить там, чем здесь. — Ясно. – Рыженький Подсолнух покорно кивнул. — Поедем, Марина. Или моих извинений недостаточно? Ты все еще боишься меня? — Я вас не боюсь. Балмашов распахнул перед ней дверь машины. — Я что-то устал, – сказал он. – И как-то не хочется, Марина… Не хочется оставаться совсем одному в такой вот чудесный вечер. В такое щедрое лето, да? По Охотному Ряду неслись машины. Пахло бензином, гарью, резиной, нагретым асфальтом. А в это самое время в «Царстве Флоры»… так близко, совсем рядом – и словно на другой планете. Нет, на картине… Марина Петровых молча села в машину. Август – это сезон подсолнухов. Время гиацинтов и прочих давно прошло.