Царство юбок. Трагедия королевы

Ей вспомнилось, что в этой комнате, где она только что пережила такие неизмеримые муки, где еще слышался неистовый крик черни, вздумавшей сегодня впервые давать приказания королеве, отошел в вечность Людовик XIV. Скорбное предчувствие подсказало ей, что сегодня здесь пришел конец и французской королевской власти. Пред ее духовным взором, подобно бледному окровавленному призраку, проходило будущее и, как бывает всегда в моменты высшего духовного волнения, королева представила себе все мрачные предостережения, ниспосланные ей судьбой. Ей пришли на память картины вифлеемского избиения младенцев, украшавшие стены комнаты, где она в качестве дофины провела первую ночь на французской территории, а потом ужасное пророчество, которое она услыхала от графа Калиостро по дороге в Париж, и эшафот, показанный им. Мария Антуанетта вспомнила ураган, потрясавший землю, вырывавший с корнем деревья в первую ночь, проведенную в Версале, и страшную катастрофу на другой день во время фейерверка в Париже, стоившую жизни нескольким сотням человек. Затем ей представился тот момент коронации, когда король схватился рукой за корону, только что надетую ему папским нунцием, и воскликнул от боли: «Да она колется!» Теперь же королеве показалось новым зловещим предзнаменованием то обстоятельство, что сегодняшняя ужасная сцена разыгралась в комнате, где умер король, которому Франция была обязана своим величием и славой.

— Мы погибли, погибли! — пробормотала Мария Антуанетта— Ничто больше не может спасти нас. Эшафот уже воздвигнут!

Она безмолвным движением руки, легким наклонением головы отпустила присутствующих и вернулась в свои покои, которые охранялись теперь солдатами Лафайетта.

Несколько часов спустя, на большой площади пред замком грянули два пушечных выстрела. Они возвестили Версалю, что король с королевой и детьми покинули гордый королевский замок — уединенную, неприступную Версальскую резиденцию, чтобы… не возвращаться туда более.

На высокой колокольне церкви Святого Людовика, где недавно праздновалось открытие национального собрания, большой колокол пробил час пополудни, когда к парадному крыльцу замка подали карету, в которой королевскому семейству предстояло ехать в Париж.

Ряд других экипажей составлял кортеж. Они предназначались для депутатов национального собрания, которое, как только был объявлен отъезд короля в Париж, издало декрет в том смысле, что оно считает себя неотделимым от короля и последует за ним. Немедленно явилась в замок депутация для сообщения королю этого декрета и была принята Людовиком с приветливыми словами благодарности.

Но Мария Антуанетта встретила известие о таком решении национального собрания презрительной улыбкой, и гневная молния сверкнула в ее взоре.

— Итак, господа третьего сословия достигли своей цели! — воскликнула она, — Они одни вызвали этот бунт, чтобы дать повод национальному собранию перебраться из Версаля в Париж, и поставили на своем. Но пусть не говорят мне, что это положит конец революции. Напротив, гидра протянет теперь все свои головы и растерзает нас. Но все равно, лучше быть растерзанной ею, чем преклониться пред ее властью!

И с высоко поднятой головой, со спокойным видом королева села в большую карету, в которой королевскому семейству предстояло ехать в Париж. Рядом с нею поместился король, между собою они посадили дофина. Против них сидели их дочь Тереза, принцесса Елизавета и де Турзель, гувернантка «детей Франции».