Царство юбок. Трагедия королевы

— Герцог Кумберлэндский хочет овладеть самим претендентом, — продолжала Помпадур, не обращая внимания на это заявление, — чтобы он больше не мог возбуждать энтузиастов к восстанию и перестал вовлекать Шотландию и Англию в ужасы междоусобной войны.

— Его высочество, мне кажется, просит немногого, — с расстановкой произнес лорд Эглинтон.

— И Англия всегда готова заплатить за исполнение ее требований.

— Также и в этом случае? — спросил министр.

— Его высочество герцог Кумберлэндский предложил передать нам из рук в руки пятнадцать миллионов ливров за выдачу претендента, — сразу решившись, сказал король, в упор глядя в лицо контролера.

— А, из рук в руки!

Людовик и маркиза Помпадур с облегчением вздохнули. Эглинтон совершенно спокойно выслушал объяснение. Он вовсе не был поражен, и его доброе лицо не выразило ничего, кроме легкого удивления, весьма естественного при данных обстоятельствах; голос же его, ровный и чистый, как всегда, ни на йоту не повысился.

— Из рук в руки! — повторял он, качая головой, как будто стараясь вникнуть в смысл этой фразы.

Какое необыкновенное счастье! Милорд не сделал ни малейшего возражения! Даже досадно, что было потрачено столько напряжения мысли, беспокойства и красноречия, когда все совершилось так легко и просто! Мадам Помпадур сделала своему царственному покровителю ободряющий знак. Сколько значения было во взгляде, сопровождавшем это движение!

«Он принял это сообщение с легким сердцем, — казалось, говорил этот взгляд, — и считает это вполне естественным. Так как мы не знаем, где находится принц, нам пока необходима помощь милорда, который один может нам открыть его местопребывание, а также передать нам условный знак, по которому Карл Эдуард доверчиво попадет в подставленную ему ловушку. Он-то считает, что все это очень просто, и нам совсем ни к чему давать ему, как мы сперва хотели, такую крупную долю из наших миллионов».

Все это и еще больше можно было прочесть во взгляде мадам Помпадур, устремленном на «обожаемого» Людовика; прежде чем продолжать разговор, он также кивнул ей в ответ, а затем произнес уже более спокойным и деловым тоном:

— Это — очень выгодное предложение, хотя, конечно, исполнить его будет не так-то легко, как предполагает его светлость. Он хочет, чтобы мы послали к берегам Шотландии корабль навстречу молодому искателю приключений и его друзьям, взяли их на судно и, доставив их в английский порт, передали с рук на руки властям. Воображаю, как это будет просто сделать!

— Замечательно просто, ваше величество.

— Разумеется, вам придется немного нам помочь, милорд. О, очень немного: дать указание относительно места, где наш корабль легче всего может настигнуть Карла Эдуарда, и вручить нам условный знак, который заставит молодого бунтовщика отнестись с доверием к его подателю; получив его, принц добровольно взойдет на корабль в сопровождении хотя бы нескольких друзей… Вы следите за мною, милорд?

Вопрос был вполне уместен: лицо лорда Эглинтона выражало такое равнодушие, что даже король был озадачен, так как приготовился к некоторому протесту со стороны человека, которому предлагали продать друга. В этот период своей жизни Людовик был глух к вопросам не только чести, но даже простой честности, из-за постоянной настоятельной нужды в деньгах для удовлетворения своих прихотей; все же в его жилах текла кровь Бурбонов, и она громко вопила против согласия на поступок, который покрыл бы позором любого из его подданных. Вот почему он и со стороны лорда Эглинтона ожидал открытого протеста и взрыва негодования. Но такая готовность принять этот постыдный, возмутительный торг привела Людовика в ужас: Эглинтон хладнокровно согласился продать своего друга, словно дело шло о продаже лошади.

— Вы следите за мной, милорд? — повторил король.

— Да, да, ваше величество, — поспешно ответил Эглинтон, — я слежу за вами.

— Вы понимаете, в чем состоит услуга, которой мы у вас просим?

— Да, понимаю.

— За эту услугу, милорд, вы будете щедро вознаграждены. Нам кажется, что миллион ливров[6] на вашу долю — достаточное вознаграждение?

— Ваше величество очень великодушны, — безучастно сказал Эглинтон.

— Мы только справедливы, милорд, — произнес король, с облегчением вздохнув.

Казалось, главный контролер был вполне удовлетворен, и королю больше не о чем было с ним говорить. В душе Людовик уже сожалел, что так много пообещал ему; по-видимому, было бы совершенно достаточно и пятисот тысяч ливров.