Царство костей

По пути сюда он уже составил себе характерную картину этого района, нарисованную яркими запахами звериной мочи на древесных стволах и более темными мускусными ароматами звериного помета, сбрызнутых резкой аммиачной вонью птичьего гуано. И на всем этом – печать прелых листьев и погребенных в них старых костей, опавших плодов и пожирающих их личинок.

Глубиной языка Кейн ощущает вкус тьмы этого влажного мира, сладкое веяние пыльцы в воздухе, благоухание жирной земли, мягко подающейся под лапами.

Продвигаясь дальше, он держит живот низко к земле, а уши торчком, отслеживая необычный шум, который привлек его внимание. Этому шуму здесь не место, это какой-то совсем посторонний шум.

Предостерегающее рычание зарождается у него в горле, подпитываемое гормональным огнем доминирования. Но он борется с зовом своей крови и сдерживается.

Продолжает продвигаться вперед, осторожно переставляя лапы. Колючки впиваются ему в загривок – это вполне терпимо, но он все равно держится подальше от них, чтобы они не скребли по шершавой поверхности жилета и не выдавали его местоположение. Он вознагражден, поскольку шум впереди становится все громче:

– хлюпающий хруст мокрых листьев – тяжелый, слишком ритмичный;

– странное ритмичное же жужжание, от которого шерсть у него встает дыбом;

– пощелкивание и позвякивание металла.

Затем его нос улавливает запах этого непонятного, уникальный и совершенно чуждый лесному миру. Это примерно такой же запах, какой остается после сверкнувшей в небе молнии, сопровождаемый душком оружейного масла, с которым он очень хорошо знаком. На высунутом языке – вкус горелого пластика.

Эта чужеродность запахов еще сильнее разогревает его кровь.

Тем не менее Кейн подавляет стремление ответить на вызов.

Вместо этого замедляется, замирая после каждого шага. Низко опускает хвост. Держится самых темных теней. А потом наконец видит свою цель – вернее, обе своих цели. Те, двигаясь хоть и неуклюже, но совершенно синхронно, с неумолимой решимостью проламываются по лесу, ритмично жужжа при каждом шаге.

Шерсть у Кейна встает дыбом. В груди нарастает буря.

И тут до его ушей доносится команда, настойчивая и властная.

«УКРЫТЬСЯ!»

Он повинуется – не из страха, а только из преданности, которая ярко горит в его сердце. Скользит обратно в более глубокие тени, падает на живот. Его задние лапы остаются твердыми и напряженными, готовые к бегству или атаке.

Пока он просто наблюдает, как это странное неспешно приближается.

* * *

При виде того, что передала камера Кейна, Такер только выпучил глаза.

«Ни хрена себе…»