Царство красоты

Да! Мы уже знаем имя — Эштон выбрал, сам назвал свою первую дочь — ребёнка, в котором не будет его крови.

— Айви, — подтверждает Алекс. — И ждёт нас ещё один виток спирали…

— Какой?! — спрашиваю почти шёпотом, потому что муж мой видит непростые сны.

Он поворачивает голову в сторону нашей спальни и… и я сразу же всё понимаю и знаю — он не ошибается, не может ошибаться.

— Это будет самая счастливая пара из всех нас, самая удачливая, самая правильная. Они будут друг у друга единственными до самого конца. До самого!

Откуда ты знаешь?

— Видел их детей, наших внуков и, выходит, что и правнуков тоже! — улыбается.

— Алекс, но… кровь же…

— Мы не будем им мешать. Просто никогда не будем им мешать. Потому что в «этом» не мы решаем, наш удел — лишь наблюдать, и быть вовремя рядом, чтобы помочь. А жизнь сама всё расставит по своим местам.

— Расскажи, что ты видел там, в том сне?

— Мы здесь, вот на этом же самом месте, но дом другой — похоже, я его ещё раз перестрою, в третий, а кто его знает, может и в пятый раз! — смеётся. — У нас тут будет уже три этажа и до фига спален, внуков же размещать нужно будет!

— Обалдеть… Только не говори, что у тебя уже и проект готов!

— Не готов, но задумки есть, хочу сделать его особенным!

— Как и все прочие свои дома!

— Не все, а только те, что я строю для тебя!

Целуемся, как и положено по проформе минут пять и по-французски, чувствую, что муж мой ненаглядный, по своему обыкновению, съезжает с поощрительно-приободрительно-традиционно-ласкательного поцелуя на пути сексуального характера, поэтому, пока он не набрал скорость, и эта самая скорость не достигла максимальной, возвращаю его обратно в ДЕПО:

— Так что ж в том сне-то было?!

Он, бедный, смотрит какое-то время своим прибалдело-затуманенным взглядом, потом судорожно сглатывает, из чего я делаю заключение, что момент поймала не вовремя — скорость у него набралась нешуточная, но сдерживается, остужает себя сам:

— Мы лежим на шезлонгах парами, мы — это я с тобой, и Соня с Эштоном. Айви примерно четырнадцать, и она уже девушка. Они, Амаэль и Айви, сидят у воды вот точно так же, как сейчас Соня с Эштоном, он забывается, смотрит на неё тем самым особенным взглядом, каким близкие обычно не смотрят друг на друга, и совершает интимный жест — кладёт свою руку поверх её руки. И мы все это видим, все понимаем, что именно дети пытаются скрыть от нас. Я при этом ухахатываюсь, но молча, внутри, а так вида не подаю, потому что ОНИ — Соня с Эштоном, тоже в курсе: Эштон, так же как и я, видит сны, он ЗНАЕТ. Но, они не подозревают, что и мы с тобой тоже ЗНАЕМ, и парятся не из-за детей, а из-за нас с тобой, главным образом, Эштон дёргается — боится нашей реакции, но больше всего, что я вмешаюсь.

— А потом что?

— А потом я разглядываю твой купальник, он белый, глубокий такой, но открытый, и я вижу верхушки крыльев твоей бабочки, потом мой взгляд долго медитирует, глядя на верхнюю часть тебя, я уже понимаю, что надо взять полотенце и на ноги бросить…

— Ой, ну всё! Кончай сочинять!

Муж смеётся. Долго так потешается, потом продолжает в том же духе:

— Ну, на самом деле, я ни слова не соврал, клянусь! Этот сон даже не как кино смотрелся, а как реальность. Дальше — ещё интереснее!

— Давай, жги.

— Ты встаёшь и докладываешь, что собралась купаться. Я говорю, что погоди, мол, я это… замёрз под зонтом! Сейчас разогреюсь, и вместе пойдём, а ты отвечаешь: «Не ври, куда ещё тебе греться? У тебя от разогревания уже отдельные части тела бунтуют!».

— Ну да, это в моём духе фраза…

— Я ж говорю тебе, что не вру! Снилось, причём так явно! Ну слушай дальше: ты идёшь к воде, мягко так и грациозно ступаешь по песку, но при этом до того сексуально раскачиваешь бёдрами, что я уже думаю: «Ну всё, теперь точно не ляжет…».

Мы оба приторно ржём, но меня вдруг озаряет:

— Слушай! Вот ты враль! Мне ж там 60 лет!!! Какие бёдра?! Какое сексуально?!

— Ну так и что? Мне ж тоже не 18! А бёдра у тебя — отпад, загорелые ещё такие… Мы в том отпуске с внуками, похоже, долго так печься будем! А я, правда, такой шоколадной тебя ещё и не видел! А! Ну правильно, мы ж там пенсионерами уже будем, а значит — свободные птицы!

Закатываю глаза: у моего мужа всю жизнь так — один секс на уме!

— Вообще, я когда спросила: «А что там дальше было?» — детей в виду имела!

— А-а! Ну ладно, что же там ещё было… У Амаэля на груди тату видел: на том же месте, где у меня дерево, он нарисует себе два сплетённых алых «А», а потом, с годами, в них станут появляться другие маленькие буквы — внуки и правнуки наши.

У меня мороз по коже от его слов, а он выдаёт всё больше и больше:

— Но ещё до того взбучку от меня Амаэль получит… И не раз. Эштон наедет… на меня. Жёстко! Он же теперь отец… дочери и будет от неё без ума просто… да это уже и сейчас видно.

— Из-за чего?! Что там ещё за проблемы нас ждут?

— Не скажу! — хитро улыбается.

— Почему?