Большинство моряков по нескольку дней не покидали своих лодок. Они сидели в тесноте: одни налегали на весла, а другие отталкивали льдины и расчищали путь. Сидящие в трюмах коротали время, разминая затекшие ноги в холодной воде, капавшей с потолка. На обед они жевали пеммикан или хлебали говяжий бульон, сваренный из растопленного снега, плотно уложенного в трюмах. Хотя они двигались медленно и зачастую ужасно монотонно, но матросы не могли нормально поспать и даже расслабиться, поскольку лодки часто давали течь, заставляя их снова и снова вычерпывать воду.
Мало того, три лодки были так нагружены людьми и припасами, что любое волнение на море влекло за собой опасность. Порой узкие проливы выводили моряков в заснеженные бухты, где лодки, по выражению Мелвилла, «скакали и прыгали, как цирковые лошади». Боясь, что одна из лодок точно перевернется, Делонг не видел иного выхода – нужно было на треть сократить общую массу.
Капитан принялся выбирать вещи, которые можно бросить. Он составил подробнейшую опись всех до единого предметов экспедиции – в нее вошли каждая катушка ниток, каждый комок шпаклевки, каждый фрагмент дерева, каждый топор, напильник и шило, – и вычеркнул из него все, в чем не чувствовал крайней необходимости.
Но самыми тяжелыми и громоздкими предметами в описи, за исключением деревянной шлюпки, оказались длинные сани с крепкими дубовыми полозьями, на которых моряки перевозили шлюпки. Покинув остров Беннетта, Делонг положил сани поперек лодок, из-за чего они теперь напоминали огромные деревянные крылья, которые неуклюже стучали по воде и заставляли лодки качаться из стороны в сторону. «Сани, – писал доктор Эмблер, – доставляют нам массу неудобств: они торчат по обе стороны кормы, тормозят наше продвижение и мешают править лодкой».
Решение напрашивалось само собой. Однако ставки были слишком велики. Отказ от саней сулил экспедиции очередные метаморфозы: она должна была стать полностью водной, а значит, моряки лишались возможности при необходимости передвигаться по льду. Сани нужно было разобрать на дрова, а остаток пути до сибирского берега пройти на лодках. Если же они снова наткнутся на широкую ледовую полосу, им не на чем будет перевезти хрупкие лодки, и кили окажутся безнадежно проломленными при движении по неровному, испещренному ямами и ухабами льду. Кроме того, тащить тяжелые лодки без саней станет для изнуренных людей Делонга практически непосильной задачей.
Делонгу оставалось лишь надеяться, что природа больше не будет перекрывать им дорогу обширными ледовыми полями. Он понимал, что надежда довольно слаба, поскольку арктическое лето подходило к концу, дни постепенно становились короче, а ночи темнее. И все же была еще только середина августа и с каждым днем они продвигались все дальше на юг, приближаясь к 75-й параллели, из-за чего Делонг тешил себя мыслью, что лед продолжит расступаться перед ними.
Но наверняка он этого не знал. Делонгу были прекрасно известны описанные в арктической литературе истории потерпевших кораблекрушение моряков, которые погибали на удивительно больших льдинах в разгар удивительно теплого лета на удивительно южных широтах. Непредсказуемая Арктика порой сжимала свои тиски, усугубляя все человеческие ошибки. Уничтожение саней, с одной стороны, способствовало повышению безопасности моряков, но с другой – вполне могло стать причиной их гибели.
Однако пустить сани на дрова нужно было как можно скорее – запасы спирта для печей стремительно подходили к концу. Дрова позволили бы хотя бы несколько дней не расходовать драгоценное топливо. Как только они нашли подходящую льдину, чтобы причалить и разбить на ней лагерь, Делонг велел Суитману и Найндеману разломать сани и шлюпку. Дрова планировалось экономить и использовать только для готовки, но не для обогрева. Тем вечером, пока на потрескивающем пламени готовился скромный ужин, некоторые моряки задумались, не их ли погребальные костры горят у них перед глазами.
Делонг тем временем обратил свое внимание на двенадцать оставшихся собак. Проблема заключалась не в их весе, а в их непредсказуемом поведении. Они не находили себе места на лодках, и всякий раз, когда они перебегали от борта к борту, на палубу брызгала вода. Собаки становились опасны. Понимая, что нужно решить этот вопрос, Делонг все же медлил. Собаки могли снова понадобиться для перевозки поклажи (хотя теперь, когда сани уже разломали, это казалось сомнительным) или – не дай бог – для пропитания. Всем сердцем любивший собак, Делонг в идеале хотел сохранить всю дюжину, как он выразился, «до конца».