Царство льда

Остальным птицы сначала показались слишком жирными для своего строения. «Съесть их – все равно что съесть молодого поросенка, – писал Даненхауэр, – и почти всем нам стало нехорошо, включая даже доктора». Эмблер кратко заметил: «Птичья диета – старые жесткие, молодые нежные». Любитель птиц Ньюкомб лишь сказал, что эти крылатые существа «годятся» в пищу. Но вместе с салатами из ложечницы наваристое жаркое усваивалось лучше.

Делонг понимал, что обнаружение этого острова – подарок судьбы, неожиданная удача, которая улыбнулась им как раз в тот момент, когда он полагал, что моряки не смогут больше ступить ни шага. Теперь он видел, что с каждым днем силы команды восстанавливаются. Глаза моряков снова блестели. «Похоже, нас направляло само Провидение, – писал он. – Нам есть за что благодарить судьбу: несмотря на тяжкий труд, все совершенно здоровы; аппетит прекрасен; мы спим крепко и не просыпаясь».

Остров Беннетта стал для Делонга настоящим убежищем и по другой причине – там капитану не приходилось так пристально следить за поддержанием дисциплины. Он велел Чиппу «дать команде всю свободу, какая только возможна на американской земле». В течение восьми дней, проведенных на острове Беннетта, Делонг давал морякам лишь легкие задания – исследовать берег, собрать образцы видов и геологических пород. Но в остальном он вел себя так, словно они прибыли в порт и взяли небольшой отпуск. Он чувствовал, что это жизненно важно для поддержания боевого духа и душевного равновесия всех моряков, включая и его самого. Им всем нужна была передышка.

Коллинзу снова было позволено общаться с командой и свободно передвигаться по острову, поэтому он вытащил блокнот и сделал точные наброски островной топографии. Даненхауэр тоже был волен поступать по своему усмотрению, при условии, что он не будет снимать повязку с глаза и постарается не рисковать собой, бродя по отвесным утесам над лагерем. Ньюкомб снова занялся тем, для чего его и наняли: в конце концов, он был натуралистом экспедиции и специализировался на орнитологии – а они оказались на девственном, неисследованном острове, где кишели птицы, многие из которых принадлежали к редким или малоизвестным видам.

Каждое утро Ньюкомб брал блокнот и дробовик и на целый день уходил на «вылазки», в основном в одиночку. Он наконец-то оказался в райском уголке. Именно поэтому он и вызвался сопровождать экспедицию – и впервые ему пришлось непосредственно обратиться к своему опыту.

Однажды он ушел в долину вздымающихся скал, которые «стояли, подобно огромному древнему замку». Его одновременно радовала и пугала мысль, что он первым шагает по древним камням. «Возможно, раньше здесь не ступала нога человека, – писал он, – и, смотря по сторонам, я был готов к появлению какого-нибудь гигантского рыцаря, который спросит меня, по какому праву я осмелился нарушить его покой».

В другой день Ньюкомб забрался на высоту 1200 футов по «очень опасным раздробленным камням», чтобы понаблюдать за колонией кайр – крупного вида чистиков. Ньюкомб готов был хоть целый день провести среди птиц. Он часами сидел, завороженно глядя на них с высокого уступа, покрытого красным лишайником и птичьим пометом. «Я даже завидовал уютному дому этих прекрасных созданий, – писал он. – Кайры сидели длинными рядами, как горожане на собрании, и громко шумели. Их крики эхом отдавались в каждой расселине. Никогда в жизни я еще не видел такого большого гнездовья птиц».

Спускаясь по отвесному утесу обратно, Ньюкомб по самую рукоятку вгонял в камни свой охотничий нож, чтобы не сорваться и не лишиться жизни. Вдруг он услышал, как кто-то снизу крикнул ему: «Берегитесь, сэр!» Это был Шарвелл, и он не скрывал своей паники. Обернувшись, Ньюкомб увидел лавину «огромных камней и комьев земли», которая шла прямо на него. Очевидно, из-за его движений наверху что-то сместилось и снежным комом покатилось вниз. «Заметив неподалеку утес, я поспешил скрыться за ним и успел как раз вовремя – смертельные снаряды пролетели мимо», – вспоминал Ньюкомб. Решив, что «чудом избежал гибели», он как ни в чем не бывало продолжил наблюдения за морскими птицами.

В лагере плотник Суитман творил небольшие чудеса морской инженерии. Все три лодки, как он обнаружил, сильно пострадали. Он сомневался, поплывут ли они вообще. У вельбота, к примеру, был сломан ахтерштевень и проломлен шпунтовой пояс – самые близкие к килю доски обшивки. Все лодки нужно было прошпаклевать, залатать и укрепить. Кроме того, необходимо было соорудить рангоут для грубо скроенных парусов, которые помогут им подплыть к сибирскому побережью.