Именно в эти радостные, но полные сомнений дни доктор Эмблер заметил живую бабочку, которая порхала среди льдов. Она была такой прекрасной и такой неуместной в этих краях, что моряки лишь улыбались, пораженно наблюдая за ее полетом. Бабочка! Они уже больше двух лет не видели этих хрупких созданий. По словам Делонга, она явно не могла быть «завсегдатаем» льдов и, «скорее всего, прилетела сюда с земли» – с земли, которая уже была совсем близко и давала достаточно тепла и стабильности, чтобы поддерживать столь невероятную на севере жизнь.
Переживая душевный подъем, моряки пошли дальше.
По дороге к острову один из моряков вернулся в список больных. Им стал Даненхауэр – его сифилитическая слепота становилась все хуже. Доктору Эмблеру приходилось уделять ему все больше и больше внимания. Глаз Даненхауэра, по свидетельству врача, «опух, воспалился и покраснел». Эмблер считал, что Даненхауэру снова может понадобиться операция, но большинство необходимых для процедуры инструментов пошли на дно вместе с кораблем. Доктору оставалось лишь обрабатывать граз хинином, делать противовоспалительные компрессы и время от времени продувать проблемную область. Но ситуация не улучшалась.
Еще хуже состояние Даненхауэра делало его категорическое нежелание признавать наличие проблемы. Он утверждал, что видит прекрасно – и, судя по всему, сам в это верил. Однако во время марша он постоянно проваливался в ямы и натыкался на мельчайшие препятствия. На его больной глаз была наложена повязка, а здоровый прикрывали снежные очки; вызванные сифилисом нервные тики пагубно сказывались на его способности поддерживать равновесие – по словам Эмблера, штурман стал настоящей «обузой». Однако гордость Даненхауэра и его желание не подводить товарищей не позволяли ему этого признать. Он настаивал, что может тащить поклажу наравне с остальными, – и вообще считал себя едва ли не самым сильным на льду.
После нескольких дней споров между Эмблером и Даненхауэром Делонг решил вмешаться. Он вызвал штурмана в штабную палатку. «Вы ничего не видите, – сказал Делонг. – Это очевидно по тому, как вы спотыкаетесь».
Даненхауэр запротестовал. Напротив, сказал он, он был здоров и полон сил и видел не хуже любого другого.
Делонг перебил его: «Даненхауэр, вы нас задерживаете! Вы мешаете в любом деле, где пытаетесь оказать свою помощь».
«Но что же мне делать?» – спросил штурман.
«Я отказываюсь давать вам работу, пока доктор Эмблер не вычеркнет ваше имя из списка больных. А пока займите место в больничных санях».
Когда Даненхауэр попытался объясниться, Делонг снова его оборвал: «Вы отстранены».
Штурман стал настоящей «обузой». Однако гордость Даненхауэра и его желание не подводить товарищей не позволяли ему этого признать.
Даненхауэр вышел из палатки подавленным. Он снова показался доктору Эмблеру и занял место в больничных санях, в которых его потащили за собой, как многие фунты пеммикана. Эмблер глядел на Даненхауэра с презрением. Он помнил, что в Вашингтоне решительно советовал Делонгу не брать Даненхауэра в экспедицию, и надеялся, что этот сифилитик теперь страдал от «угрызений совести» за то, что отправился в Арктику, прекрасно зная, что «он болен и может выйти из строя». До жути упрямый, Даненхауэр «скрывал это до последнего».
Теперь болезнь Даненхауэра угрожала не только ему самому, но и другим морякам. Эмблер писал: «Сомневаюсь, что хоть кому-то раньше приходилось мучиться… с таким пациентом». Но вскоре Эмблера поглотили другие мысли. Он вспомнил, что настал день рождения его невесты, оставшейся в Вирджинии, и написал в своем дневнике: «Маленькой леди… уже двадцать один год. Мы прекрасно провели этот день 3 года назад». Сидя в одиночестве за ужином, Эмблер «выпил за ее здоровье лучшего из доступных мне напитка – чая из жестяной кружки».
Моряки все дальше шагали сквозь туман. Несколько раз облака расступались и обнажали остров, но лучи преломлялись так причудливо и необычно, что невозможно было понять, насколько он далеко и каково состояние окружающего его льда. Делонг изучал все изменения в подзорную трубу. «Чем дольше я смотрел вперед, тем более приходил в замешательство», – писал он. Эмблер в своем дневнике замечал: «Остров словно бы отдалялся по мере приближения к нему». Сначала казалось, что он окружен льдом, но через пару мгновений вокруг него уже виднелось открытое море. Затем он и вовсе исчезал, чтобы через некоторое время появиться снова. «Я сидел и изучал его в течение часа, наблюдая за всеми изменениями, – писал Делонг. – И был совершенно сбит с толку».