Эмблер пошел дальше и предположил, что «таким трудом человек никогда прежде не занимался и, надеюсь, больше никогда не займется». Вспоминая о том, как сидел в лагере для военнопленных во время Гражданской войны, он добавил: «Я видел людей в тяжелые времена, но равных этим мне лишь предстоит увидеть. Мы в пути уже 40 дней, и нам приходится преодолевать всевозможные… трудности, но никто и не думает роптать. Сегодня, после 19 часов работы, все веселы и засыпают с улыбкой на губах».
Делонг не мог не согласиться с Эмблером, но при этом видел, что душевные силы людей уже на исходе. Запасы пеммикана стремительно таяли, а животных давно не было видно. Не было видно и открытой воды – казалось, во все стороны тянется бесконечная движущаяся масса слякоти и трескающихся льдин. Не было никаких ориентиров, а на горизонте не маячила цель, к которой можно было бы стремиться. До сибирского побережья все еще оставалось более пятисот миль. И Делонг понимал, что времени у них оставалось все меньше: короткое арктическое лето близилось к завершению, и вскоре они могли остаться в ловушке на зимнем льду.
Однако в этом случае лед хотя бы стал бы твердым. Он хотя бы превратился бы в надежную опору, по которой стало бы легче шагать. В летнем льду не было никакого порядка и никакой жесткости. Казалось, все его характеристики – его цвет, текстура, твердость, расширяемость, кристаллическое строение, точки разрушения, склонность к сдвигам, потенциал образования трещин, способность поглощать или отражать свет – были крайне нестабильны.
Именно это Петерман и называл палеокристическим морем. Оно образовалось в результате тысячелетнего воздействия стихий на замерзающий, тающий и снова замерзающий лед. Можно было хоть целый день смотреть на него и не заметить никакой целостности. Игольчатый лед сменялся полосками луж, густым снегом, неровными пластами нового льда, вязкой слякотью, полыньями открытой воды, забросанными осколками полями сражений, спектрально синими скульптурами из древнего льда и обточенными ветром снежными волнами, которые русские называли застругами. Логика пака, его силы притяжения и отталкивания оставались непостижимыми. Это было воплощение случайности.
Шлепая по лужам, моряки пытались найти какую-нибудь закономерность, хоть что-то предсказуемое и полезное, чтобы занять свои мысли. Но ничего не обнаруживалось. Тающая ледовая шапка словно бы представляла собой арктическое следствие числа пи – последовательность, которая никогда не повторяется и не оканчивается. Каждая ломаная льдина, каждая поблескивающая трещина, каждый торос и каждый хребет таили в себе все новые загадочные элементы.
Сначала Делонг искал подходящие слова для описания этого удручающего свойства льда. На страницах своего дневника он использовал все новые и новые эпитеты. Он писал о «безобразных брешах», о «диких и растрескавшихся» полях, об «испещренных полыньями заторах», о «похожем на гипс льде», о «трещинах, которые виляют из стороны в сторону и становятся тонкими прожилками между напирающих друг на друга льдин», о «жутких торосах и завалах» и о «загадочных массах льда и воды». Наконец, он словно бы устал от этих поэтичных описаний и остановился на единственном слове, которое заключало в себе все: хаос. «Ужасный хаос», писал он, «гадкий и мерзкий хаос», «страшный хаос… проклятого льда», «бессвязный хаос», «хаос движущегося льда», «один большой хаос», «скользящий, непостоянный хаос».
Именно это Петерман и называл палеокристическим морем. Тысячелетнее воздействия стихий на замерзающие, тающий и снова замерзающий лед. Можно было хоть целый день смотреть на него и не заметить никакой целостности.
Другая проблема с этим нестабильным льдом заключалась в том, что на нем почти невозможно было найти пресную – полностью пресную – воду. Делонг велел ответственным за воду морякам соскабливать снег и лед только с самых высоких торосов и даже там откалывать верхний слой толщиной как минимум в дюйм. Полученная таким образом вода казалась нормальной на вкус, однако, когда доктор Эмблер проверил ее при помощи нитрата серебра, тест показал тревожный уровень солености. Вывод был очевиден: соль насквозь пронизывала этот ледяной мир и проникала даже в самые высокие, в самые безопасные его точки. Более месяца они, сами того не понимая, пили солоноватую воду, добавляя соли в свою и без того соленую пеммикановую диету. Делонг сумел опровергнуть еще одно из множества опасных заблуждений Августа Петермана: теория покойного картографа о том, что лед служит бесконечным источником пресной воды, по словам Делонга, «потерпела крах».